Вот и как с ней спорить, с такой улыбчивой и щебечущей? Пташка! И все-таки лорд не был бы лордом, если бы поддался девичьему обаянию.

— Надежнее доехать на повозке. Сольд, я настаиваю, так будет лучше.

Ее взгляд потускнел.

— Трауш, мы уже обсуждали это. Я ведь не маленькая девочка и не сяду на пиратское судно! Подберу самый богатый корабль. — Она подбежала к лорду, обхватила его ладони своими. — Не тревожься обо мне!

— Не буду, — сухо ответил тот, скидывая ледяные руки. — Спокойной ночи, Сольд. И хорошей поездки.

В нем закипало раздражение. Трауш выскочил из спальни. Слабак! Какой же он лорд, если не способен уговорить собственную невесту? Да и не уговаривает он ее вовсе, а сюсюкается как влюбленный глупец. Ему бы сейчас строго-настрого запретить, запереть ее и не позволять никуда уезжать. Она нужна тут, в Пограничье. Где это видано, чтобы леди перечила лорду? Они вновь идут по кругу! Она оспаривает любое его решение. Специально, что ли?!

Сольд не сдвинулась, так и застыла мраморной статуей, прижимая к груди платье. Туманы ее, нежные, мягкие, тянулись к нему, но Трауш без сожаления стряхнул их с себя. Нет уж, пусть Сольд знает: он недоволен.

Она выехала с первыми лучами солнца, и Трауш провожал ее, спрятавшись за шторой. Сольд остановилась у крыльца и глянула наверх, в окна спальни лорда, но не застала там никого. Конечно, он-то следил из библиотеки. Кажется, невеста огорчилась, но на лице застыла маска безразличия.

Выбегать прощаться было уже поздно, она скрылась в черном пятне, и то исчезло, оставив после себя лишь рябь.

Уже после Трауш задумался над своим поведением. Почему он поступил так импульсивно и обиделся на сущий пустяк? Ведь так ли важно, на чем Сольд доедет до Островов? Нет, наверное, то была не злость на выбор транспорта, а на всю ее затею, в которой не нашлось места ему.

— Доброго пути, найденыш, — сказал лорд, подавив вздох. — Скоро свидимся.

Но сердцем чувствовал: не так уж и скоро.

Всю ночь мы изучали «Книгу сказок и легенд Пограничья», старую, измусоленную и, несомненно, любимую обитателями дома. Ее страницы изрисовали углем, где-то остались отпечатки детских жирных ладошек, а около картинки с изображением рыцаря на коне нетвердым почерком было приписано: «Трауш». Некоторые легенды напоминали сухие пересказы, другие — кровавые байки. Кстати, именно такие истории сохранились в варианте Крово-зорей, видимо, тамошние сектанты не желали отождествлять «священный талмуд» со сказочками, потому оставили лишь самые леденящие кровь истории. Но встречались тут и другие, коротенькие рассказы, с сюжетом и без него.

И вот, прочитав примерно половину книги, я наткнулась на искомое.

«Сказ о первом загонщике.

Рон, что явился от брака человека и тени, хотел стать воином, да не смог: среди воинов чтили чистоту крови. Полукровка — таким он родился и таким должен был сгинуть. И в жрецы его не взяли — он был лишен природной магии. Нигде не нашлось ему пристанища. Едва Рон возмужал, отправился он в долгое путешествие по миру. Объездил север и юг, ища свое предназначение, но ни заснеженные холмы, ни жаркое солнце не знали, кем ему стать.

— Будь рыбаком, — шептали морские волны. — Море любит полукровок, ибо соль стирает различия.

— Нет, — отвечал упрямый Рон.

— Стань тогда пастухом овец, — просили снега. — Горы любят полукровок, ибо в холоде все равны.

— Нет, — отвечал упрямый Рон.

Долог был его путь, но однажды вышел Рон к великому храму и пал на колени пред очами богов, пирующих у Круглого озера.

— Кем стать мне, тому, в чьих венах течет кровь двух рас? — вопросил он. — Я обошел весь свет, и везде я чужак. Я — сын теней и жажду быть полезным своим отцам.

Крепко задумались боги. В зеркальной глади Круглого озера отразились луна и солнце, и вновь луна, а боги все не отвечали, лишь перешептывались ветрами. Наконец утихли жаркие споры, и молвил бог сумрака:

— Коль верен ты своим отцам, принеси нам жертву. Отдай жизнь троих — по количеству листов трилистника. Первым делом обагри алтарь кровью тени, дабы напитался ею сумрак межмирья. Следом пусти кровь мужчины-воина во благо мира мертвых. Последней отдай кровь женщины-ведьмы во славу мира живых. Пусть в миг смерти на челах их сияет клеймо триединства. Тогда откроется тебе истина.

Плакал Рон, когда тащил на алтарь своего брата по теневому происхождению. Но со смертью того открылся сумеречный туннель. В честном бою разгромил Рон воина. Хитростью заманил в сети женщину-ведьму. Выжег на лбах их трилистник, кровью окрасил алтарный камень.

Тотчас из сумрака явилось пред ним существо, доселе невиданное. Объединило в себе оно жизнь, смерть и тени. Походило на животное, с зубами острыми, что бритвы, и небывалым нюхом. Испило существо истинную силу в умирающей ведьме и зашипело:

— Хинэ, — что означало „повелитель“.

Склонилось оно пред Роном и позволило надеть на себя ошейник. Так Рон, рожденный от брака человека и тени, стал первым загонщиком твари, которую нарек он словом, от нее услышанным. С тех пор хинэ оберегала Рона во всех его странствиях, питалась магией, а излишками делилась со своим повелителем.

Так стал он сильнее любой тени и могущественнее всякого жреца».

— Очаровательная сказочка, — Дарго покрутил пальцем у виска. — Здешние мамаши читают такое деткам перед сном? Неудивительно, что теней считают чокнутыми.

Я не слышала его.

Недавние жертвоприношения полностью повторяли описанные в книге. Тень, мужчина-рынди и женщина-ави. Картинка начинала складываться. Получалось, чернокнижник, имя которого мы с Траушем так и не разгадали, решил воссоздать первое подчинение хинэ. Кто-то, в ком, по всей видимости, текла кровь теней, понадеялся стать загонщиком сумеречной твари.

И что, сработал его ритуал? Разве напишут правду в книге сказок?

И вдруг до меня дошло очевидное. Хинэ в академии появилась неспроста! В сердце екнуло. Я обязательно распутаю этот клубок до конца, главное — не забыться в государственных делах.

Под утро перед глазами плыло, и мысли скакали блохами. Дарго давно задрых в мягком кресле, а я раз за разом перечитывала сказку в надежде на простую отгадку. Не получалось.

— Едут! — Мажордом ворвался без стука с прытью, поразительной для его возраста.

Я, стараясь не показывать волнения, спустилась на крыльцо. Опершись о колонну, рассматривала приближающуюся повозку с отличительными флагами дома Вир-дэ. Неужели Шур отважился приехать лично? Во мне волной поднимался гнев, но я усмирила его. Накажем виноватых позже, когда лорд оклемается.

Долгие полчаса повозка плелась к воротам, и наконец из нутра ее выбрался лекарь, бородатый и сгорбленный, щурясь, усмотрел меня.