— Вам нехорошо, Мари? — спросил он участливо.

— Простите, — выдохнула Маша и невольно сглотнула комок, застрявший у нее в горле. Она тотчас закашлялась, и Невинский быстро обернулся и, проворно налив воды из хрустального графина, протянул девушке фужер.

— Пейте! — приказал он. Маша трясущимися руками взяла бокал и залпом осушила его.

— Благодарю, — пролепетала она тихо.

— Это мой вопрос так встревожил вас? — спросил Невинский, ставя пустой фужер на стол и вновь устремляя внимательный взгляд на лицо девушки.

— Нет, — солгала она. Она постаралась взять себя в руки и уже через миг пролепетала: — Мой отец был из обедневшего дворянского рода де Решенуар, а матушка дочерью ювелира.

— Где вы получали образование? На дому?

— Нет, в пансионе для девиц-дворянок в Париже.

— Могу я осведомиться — во сколько лет вы вышли замуж за господина де Блон?

— Простите, Михаил Александрович, но я не могу ответить на этот вопрос, — тихо ответила она, опуская взор.

— Что ж, как вам будет угодно, Мари, — заметил он беззлобно. — Хотя об этом можно догадаться. Вам двадцать три года, что следует из документов. Вашему сыну почти шесть. Поэтому я делаю вывод, что вы вышли замуж между семнадцатью или восемнадцатью годами. Что весьма рано. — Маша по-прежнему молчала и не поднимала глаз, Невинский, хмуро взглянув на нее, произнес: — Что ж, теперь у меня сложилось мнение о вас.

— Надеюсь, я не очень разочаровала вас, Михаил Александрович? — произнесла она, поднимая на него взор.

— Отнюдь. Я думаю, вы можете и дальше служить в моем доме и заниматься с детьми географией.

— О, благодарю! — выпалила девушка, просияв.

— Вы более месяца в моем доме и вполне справляетесь со своими обязанностями, не считая нескольких замечаний, на которых я бы хотел заострить внимание. Прежде всего вы чересчур уж благосклонно относитесь к Николаю. С ним надо быть построже. И с Наташей ласково себя держите. Это не дело.

— Но, Михаил Александрович, она еще так мала, — начала оправдываться Маша. — Девочка нуждается в ласке.

— Я лучше знаю, что надобно моей дочери! Или вы намерены спорить со мной? — заметил он строго. Под его тяжелым взором она смутилась, однако глаз не опустила.

— Совсем нет. Я постараюсь учесть все ваши советы.

— Что ж, надеюсь на это, — произнес он властно и отошел за письменный стол. Он достал из верхнего ящика деньги и положил их на стол.

— Ваше жалованье за месяц.

— Мое жалованье? — опешила она.

Он снова уселся в кресло и кивнул.

— Здесь двадцать четыре рубля. Впредь я буду платить вам, как и положено, два раза в месяц по двенадцати рублей. Вас устраивает такая сумма?

— О, вполне! — воскликнула Маша и улыбнулась Невинскому. — Я так благодарна вам, Михаил Александрович!

— Довольно, — заметил нервно Михаил, смутившись от улыбки девушки. И быстро добавил: — Берите деньги и ступайте. Дети уже час как должны заниматься.

— Да, иду, — закивала Маша и, проворно вскочив на ноги, забрала со стола золотые монеты и сжала их в кулачке. Она поклонилась и без промедления вышла из кабинета Невинского, шурша юбками.

После ухода Мари Михаил как-то весь сгорбился и мрачно уставился на стул, на котором пару мгновений назад сидела девушка, ощущая, что его сердце сильно стучит, а в голову лезут сладострастные мысли о том, что эта девица невозможно соблазнительно действует на него. Но Невинский боялся показать это кому бы то ни было. Он отчетливо осознавал, что старше девушки на семнадцать лет, влечение к ней казалось ему непристойным и комичным. Он прекрасно видел, что Мари держится с ним очень корректно и ее поведение нельзя было назвать вызывающим или завлекающим. Совсем нет, она была холодновата и почтительна с ним, как и положено гувернантке. Но все равно ее прелести, хоть и затянутые в уродливые невзрачные платья, распаляли воображение Михаила, и в это время он ощущал, что вновь совершил ошибку, оставив ее служить в своем доме.

Десятого июня в особняке Невинских устраивался бал. В тот вечер, как обычно, после ужина Маша поднялась с детьми наверх. И все время, пока молодая женщина читала им книгу, она слышала громкие звуки музыки, доносившиеся снизу из гостиной, и грохот подъезжающих экипажей на улице. Около десяти, отправив Андрея и Николая в их опочивальни, Маша уложила Наташеньку в постель, намереваясь посидеть с девочкой, пока та не уснет. Только музыка и шум, доносившиеся с открытой веранды, мешали Наташе заснуть, и она долго ворочалась в кровати. Наконец девочка заснула, но от громких звуков, которые вливались в тихую спальню, она вздрагивала во сне. Решив, что надобно все же закрыть окно, чтобы не тревожить сон девочки, Маша подошла к распахнутой створке.

Когда молодая женщина взялась за ручку, она взглядом невольно задержалась на публике, стоявшей внизу на ярко освещенной веранде. Дамы и кавалеры, наряженные в блистающие золотом и каменьями богатые одежды, смеющиеся и пьющие шампанское, заворожили ее. Маша замерла у открытого окна, взирая на этот многоцветный праздник удавшейся жизни и веселья. Уже скоро ее глаза заволокла дымка, и она вспомнила времена своей юности, когда вот так же ее отец устраивал балы в их особняке, и она, красивая, нарядная, юная, была счастлива и безмятежна. Воспоминания настолько заняли ее мысли, что она долгое время неподвижно стояла у открытого окна, не в силах отвести взор от праздно веселящейся и шумной публики.

Спустя какое-то время она заметила высокую фигуру Михаила Александровича, на локте которого повисла сдобная статная блондинка в бледно-персиковом платье, сшитом по последней моде. Амалия Николаевна Уварова, собственно, так звали светловолосую даму, являлась любовницей Невинского. Тридцатилетняя Амалия происходила из знатного рода и слыла надменной, фривольной, взыскательной дамой, занимая должность фрейлины при дворе Екатерины Алексеевны. Стареющий муж госпожи Уваровой, отставной генерал-поручик Александр Федорович, был старше своей жены на двадцать пять лет, имел заурядную внешность, слыл нелюдимым и угрюмым человеком. Все это, по мнению Амалии Николаевны, делало совместную жизнь с мужем невыносимой. Поэтому еще в молодости Уварова, получив хорошую должность при дворе, разъехалась с мужем, почти не общалась с ним и даже о его военных подвигах и повышениях в карьере узнавала из газет, совершенно не горя желанием видеться с супругом. Уваров после отставки безвыездно жил в своем родовом поместье, которое Амалия посещала лишь пару раз за все время брака. Проводя жизнь в бесконечных сплетнях при дворе, обряжании своей шикарной полноватой фигуры в новые модные туалеты и постоянной смене надоевших любовников, госпожа Уварова прослыла женщиной довольно легкомысленной, неуживчивой и высокомерной.

С того момента, как Маша появилась в доме Невинских, девушка пару раз издалека видела Амалию Николаевну в доме, в основном вечером в парадной, когда Уварова приезжала навестить Михаила Александровича. Сегодня, стоя у открытого окна, Маша с интересом рассматривала любовницу Невинского. Амалия имела хорошенькое надменное лицо, полную грудь, тонкую талию, пухлые руки. От слуг Машенька знала, что нрав у Уваровой довольно взрывной, из-за этого слуги Невинского старались не попадаться ей на глаза, когда она приезжала с визитом к хозяину дома. Со слов же Трофима Маша поняла, что у себя в имении Амалия обращается со крепостными очень строго и жестоко, не гнушаясь даже рукоприкладства. Потому слуги Невинского часто боязливо поговаривали, что, если Михаил Александрович женится на Уваровой, жизнь крепостных станет более тягостной с такой хозяйкой.