ядами я травил себя, а своими неправильными решениями. Я снова оказался в ловушке-тюрьме – в той, которую сам создал, в тюрьме своего воображения, состоящей из чистых мыслей, нарисованных на темноте, столь же зыбкой, как и я сам.

Я снова мальчик, я собираю грибы под дубом, пока в небе бушует гроза. За спиной у меня листья летят вниз по горным склонам, а за ними гонится сухой ветер.

Я юноша, мои пальцы сражаются со временем в песочных часах, с самыми крошечными шестеренками и с самыми капризными пружинками.

Я на берегу Никса, я стою над двумя плитами – покрытыми рунами, присыпанными песком. Я стискиваю кулаки, я так же холоден, как и два надгробия передо мной.

Я пытаюсь дышать через набитую соломой подушку, и рука душит меня сзади. Еще одна удерживает мои руки. Я рыдаю, но он не останавливается.

Крепко сжимая отмычки, я бегу вслед за повозкой. Привязанные к ней ремни болтаются из стороны в сторону. За спиной у меня лают собаки. Рука протягивается, хватает меня за запястье, и я свободен.

Женщина с мешком на плече идет прочь от меня; рядом с ней идет лошадь, подковы хрустят по свежему снегу и льду.

Решетка преграждает мне путь; я настаиваю на своей невиновности, но в ответ слышу лишь смех. Они смеются, смеются, они показывают на меня пальцами; капли слюны летят с гнилых зубов во все стороны.

Старый бородатый мастер утирает пот со лба, когда я снова и снова ломаю отмычки в замке.

Я – юноша; я пинаю стог сена с той злостью, которая вспыхивает только в сердце подростка.

Где-то рядом раздается смех, похожий на ржание. Мои кулаки холодны, словно могильные плиты.

И так по кругу.

Глава 13. Обязательства

Облачный двор построен на одиночестве и страхе. В 473 году правителем империи стал принц Джурал, кровожадный сын императрицы Басилис; он взошел на трон слишком рано и действовал слишком жестоко. Первый за тридцать лет случай престолонаследия путем убийства не понравился аристократии – хотя в основном она завидовала Джуралу. Чтобы задобрить ее, Джурал создал свой собственный двор и наполнил его льстецами. Однако в конце концов он сделал их слишком сильными, раздал им районы в управление и позволил им сблизиться с ним, и из-за этого разделил судьбу своей матери: в постель ему подложили аспида. Новая династия Талинов – как и Облачный двор – появилась после его смерти.

Гаэрвин Джубб «История Дальних Краев»

– Да будет твое правление долгим и успешным, мой император, сильный телом и разумом, повелитель всего, к чему прикасается солнце. Пусть и живые, и мертвые, вечно помнят твое имя.

Сизин умолкла, ожидая услышать два стука в дверь, но вокруг все замерло – только подрагивало пламя в лампах. Шурша шелками, Сизин снова опустилась на колено на мраморный пол.

– Да будет твое правление долгим и успешным, мой император, сильный телом и разумом, повелитель всего, к чему прикасается солнце. Пусть и живые, и мертвые, вечно помнят твое имя.

Ожидание было невыносимой пыткой.

– Да будет твое правление…

Заслонка с лязгом отъехала в сторону, и через отверстие вытолкнули свиток.

Сизин потянулась было за ним, но удержалась.

– Отец? – спросила она, наклонившись ближе к двери.

Свиток задрожал; человек, державший его, был взволнован.

– Неужели ты даже не поговоришь со мной – твоей родной дочерью?

Ответом ей стал только приглушенный кашель.

– Ты трус! – прошипела она, но не успела ничего добавить: заслонку с грохотом вернули на место.

Сизин сдавила свиток в руке, мечтая о том, чтобы на его месте была шея императора. Дрожа от злости, она поднялась на ноги и вскрыла свиток, чтобы увидеть указы императора. Чернила были настолько свежими, что ее большой палец смазал половину предложения. Она начала читать, беззвучно шевеля губами.

Сизин оглянулась на блестящую, сложно устроенную дверь убежища и на огромный алмаз, сверкавший в ее центре. Сколько раз она смотрела на нее? Сколько раз она думала о ее толщине, о ее замочных скважинах и механизмах? Кто сейчас находится за дверью и, возможно, смотрит на нее? Почти пять лет прошло, и за это время он ни разу не выходил наружу, предпочитая оставаться в одиночестве и никому не доверять. Спрятавшись в убежище, он застраховал себя от неприятностей, но теперь это решение, похоже, вело его к гибели. Только так можно было объяснить бредовый текст на папирусе.

Император наконец-то сошел с ума.

Будущая императрица, освещенная золотым сиянием металлической двери, улыбнулась.

– Стража! Дверь!

В тот день в Облачном дворе не было ни пустой болтовни, ни саркастичных выкриков – только напряженные, нетерпеливые взгляды. Их глаза смотрели не на нее, а на свиток. Они были похожи на дворняг, которые следят за окровавленными руками мясника и ждут, когда на землю упадет сочный кусочек. Она знала, что сегодня они думают не о воде из Никса, а о чем-то более зловещем.

Сизин заняла свое место между колоннами, поклонилась пустому трону и по привычке откашлялась. Обычно после этого придворные неохотно умолкали, однако сегодня данное действие было излишним. Тишина стояла такая, что было слышно, как растут волосы.

Будущая императрица снова посмотрела на слова. Затем провела языком по краям зубов, затягивая паузу, заставляя придворных ждать.

– Указы императора таковы! – сказала она наконец. – Во-первых, Просторы должны быть расширены на восток еще на три мили.

Общий стон оглушил ее. В воздух взметнулись сжатые кулаки. На Сизин обрушились крики.

– А как же убийства? О них императору не сообщили?

– Во-вторых! – завопила Сизин, перекрикивая придворных. Она хотела, чтобы чушь отца услышали все. Ей быстро надоело защищать его, играть роль его лакея, как это делала ее мать. – Во-вторых, нужно восполнить число королевских соколов и подготовить их к позднему охотничьему сезону!

На этот раз все сереки вскочили с мест; кто-то даже потянулся к дверям, за которыми находились мощные лифты Небесной Иглы.

Свиток с громким треском упал на мраморный пол и покатился. Придворные замерли.

– Императору плевать на город! – завопила Сизин. Собравшиеся удивленно зашептались – как она и рассчитывала. – Император сошел с ума!

Зады придворных снова коснулись сидений.

– Все вы так думаете, верно? Об этом перешептываетесь? Ну так вот, сереки, когда я читаю эти слова, то думаю о том же. Я спрашиваю себя: почему он не прислушивается к мольбам дочери, сереков и своего города? И я вспоминаю – почему!

Бун, который все еще стоял, прижимая руки к золотым цепям,