воздуха и служащий местом жительства крыс, о котором он слышал от сокамерников. Орудием пытки, назначенной террористу, служила горящая круглые сутки невероятно яркая лампа. Свет проникал в глаза через закрытые веки и приложенные к лицу ладони. Казалось, что он пронизывает голову и выжигает мозг.

«Солнечный ветер, солнечный ветер, — думал студент. — На самом деле ты беспощадный и злой!» Перед глазами плыли зеленоватые, фиолетовые и красные круги, в которых вставали омерзительные видения следствия, предательства, лжи и обмана. По дороге из карцера в камеру Василий ничего не видел, натыкался на стены и не мог идти. Остаток пути его волокли два вертухая.

На последующем допросе Семеонов превзошел себя. Он задыхался в неподражаемом мате. Василий был настолько изнурен пыткой светом, что не воспринимал следовательское неистовство. Но он выстоял и не сделал признаний. Через три часа Семеонов прекратил атаки. Показаний со стороны однодельцев, уличающих Иголкина в преступных террористических намерениях, в руках следствия не было. Атос заявил, что он лучше снова поедет в Сухановку, чем оговорит Василия. Времени дожать Иголкина у следователя не было. Пункт о терроре пришлось исключить из окончательной формулы обвинительного заключения. Последними словами следователя на этом допросе была тирада:

— Не сознаешься, бл…, ну и х… с тобой! Мы и без этого знаем все о твоих преступлениях. Хуже будет только тебе.

Этих испекли

Семеонов не был добросовестным следователем. Он часто прерывал допрос и удалялся, чтобы поболтать с сослуживцами, закусить, а то и пропустить рюмашечку. Разговаривали они про футбол, про баб, а анекдоты рассказывали похабные и антисоветские. Его обычно подменяла миловидная молодая женщина в форме старшего лейтенанта. Василий видел ее раньше на первом допросе. Из слов, которыми обменивался следователь со своей помощницей, Иголкин знал, что ее зовут Галина. Студенту казалось, что Галина добра и человечна. Привлекало и женское начало. Однажды, уже в конце следствия, Василий спросил:

— Гражданка следователь Галина! Я возлагаю последние надежды на суд и надеюсь перед судьями доказать свою невиновность. Скажите, пожалуйста, кто судьи и как будет проходить суд?

Гражданка Галина вскочила. Ее лицо исказила гримаса презрения.

— Как ты смеешь меня называть по имени, выродок, говно, мразь! Мы без суда зашлем тебя туда, где ты живой п… никогда не увидишь!

Галина была дежурной любовницей Семеонова и, случалось, уединялась с ним в следственном корпусе.

Ответ следователя Галины покоробил Василия, но он продолжал надеяться на справедливость и обдумывал свою речь на суде, ответы и поведение.

«Я сумею их убедить», — думал он.

Но суда не было. В конце августа Василия отвели из камеры на первый этаж Бутырской тюрьмы и поместили в один из нескольких расположенных рядом друг с другом боксов. Через несколько минут дверь открылась и Иголкина провели в маленькую комнату на противоположной стороне коридора. Молодой лейтенант протянул небольшую бумажку и сказал:

— Ознакомьтесь и распишитесь.

Бумажка представляла собой решение Особого Совещания, в котором говорилось, что В. Иголкин по статье 58–10 часть I и статье 58–11 осужден на 5 лет заключения в исправительно-трудовых лагерях.

Василий возмутился:

— Это незаконно!

— Не хотите — не подписывайте, — равнодушно ответил лейтенант. — От вас требуют только заверить, что вы ознакомились.

Иголкин поставил свою подпись. Процедура заняла две минуты.

Оказавшись опять в боксе, Василий слышал, как хлопают двери. Это его соседей водили на прием к лейтенанту. Скоро все стихло. Вертухай за дверью сказал:

— Этих испекли!

Холодная голова, горячее сердце и чистые чекистские руки для Василия Иголкина перестали существовать.

Спасение провокатора Бориса Веперенцева

Органы не придерживались правила «доносчику — первый кнут». Необычным исключением был арест Бориса Веперенцева в июне 1951 года. Осведомителя привлекли по делу преступной группы, разоблачению которой он сам способствовал, и дали, как и Атосу, Портосу и Арамису, десять лет особых лагерей. Причиной несчастья для Бориса послужил брак в работе следователя Семеонова. Особенность дознания по подобным делам заключалась в том, что арестованный сам наговаривал на себя и сознавался в мнимых преступлениях. По рапортам и отчетам осведомителей следователь знал, какие показания нужно получить от своей жертвы, и направлял ответы в нужное русло. Источники информации не назывались. Помощь и имена секретных осведомителей оставались в тайне. Подавленный мощью репрессивной машины, подследственный послушно играл отведенную ему роль. Этот порядок нарушил Атос. Следователь Семеонов был вынужден предъявить ему показания Бориса и провести осведомителя как свидетеля по делу. Семеонов плохо отобрал материал и раскрыл истинную роль Веперенцева. Окрепнув после Сухановки, Атос с неопровержимой логикой доказал, что Борис не свидетель, а провокатор и осведомитель. Это следовало из материалов, включенных в дело. Веперенцев был раскрыт и потерял свою ценность как внештатный сотрудник. Его убрали. Борис не отсидел весь срок. Освобождение принесла кампания массовой реабилитации, начавшаяся в 1956 году. Провокатор вышел на свободу опустошенным. Хозяин, которому он беззаветно служил, не оценил его усердия и наградил за преданность тюрьмой. Как верный пес, простивший побои и несправедливость, Борис продолжал нести прежнюю службу. Времена менялись. Услуги Бориса становились все менее нужными. Новые люди, которые пришли в органы, смотрели на осведомителя с откровенной брезгливостью. Они презирали в нем непрофессионализм своих костоломов-предшественников. Борис погибал. Он не мог жить без шпионства, наушничества и доносов. Провокатор спасся, переключив свою страсть на новый объект. Борис стал подслушивать птиц и записывать их голоса. С импортным магнитофоном он часами сидел в лесной чаще, таился на опушках и в перелесках, прятался за стогами сена, крался по болотам, скользил на лодке по водной глади. Птицы не подозревали, что за ними следят, и пели вдохновенно и радостно. Борис не ограничился просторами Средней России. Он побывал на Урале и за Уралом, на Дальнем Востоке, в Средней Азии и на Кавказе. Бывший осведомитель теперь знал, что хочет сказать своей невзрачной подруге соловей в радостный брачный период, о чем заливается жаворонок, какие намерения у вечных врагов совы и вороны, о чем беспокоится фазан, что затевает кеклик, чего опасается зяблик, о чем предупреждает сойка и что беспокоит сороку. Бывший секретный сотрудник знал тайные мысли белого гуся. Это были знания не дилетанта, а профессионала. Веперенцев имел ученое звание доктора биологических наук. Со временем он дослужился до профессора.

Борис не только проник в птичьи тайны, но и выдал их. Осведомитель-ветеран предал птичье племя. В конце 70-х годов на прилавках магазинов фирмы «Мелодия» появились пластинки с голосами птиц, записанными доктором биологических наук профессором Борисом Веперенцевым. Профессор особенно любил стук дятла и с должным тактом и без