Билха очень боялась разговора с Ревеккой и споткнулась, приближаясь к старой женщине. Та нахмурилась и вздохнула, а Билха уставилась на ее руки, не осмеливаясь поднять глаза. Тишина становилась тягостной, и через некоторое время Ревекка развернулась и вышла, оставив Билху среди прекрасных ковров, которые, казалось, насмехались над ней.

Для меня все эти встречи мало что значили. Три дня я всматривалась в горизонт в ожидании Тавеи. Наконец она прибыла, в самый день праздника, вместе с Исавом и его первой женой Адат. При виде подруги я уже не могла устоять на месте и побежала навстречу. Она обняла меня. Мы отошли в сторону, и я заметила, что за те месяцы, которые нас разделяли, Тавея сильно изменилась. Она стала выше меня на добрых полголовы, и грудь ее горделиво приподнимала одежду. А потом я увидела на ней пояс - настоящий женский пояс - и ахнула. Тавея вошла в Красный шатер! Она больше не была ребенком, но стала женщиной. Щеки мои вспыхнули от зависти; моя двоюродная сестра заметила это и слегка порозовела, довольная произведенным впечатлением. Мне хотелось задать Тавее тысячу вопросов о том, как все это было, как прошла ее церемония, стал ли мир для нее другим, когда сама она заняла в нем новое место.

Но времени на расспросы у меня не было. Бабушка уже заметила женский пояс и фартук Тавеи и подошла к украшенной монистами жене моего дяди. Несколько мгновений спустя она обрушилась на Адат с такой яростью, что мне невольно вспомнились боги, низвергающие на простых смертных громы и молнии. Гнев Ревекки был ужасен.

- Ты хочешь сказать мне, что ее кровь была потрачена впустую? Ты закрыла ее в одиночестве, словно животное?

Адат вся съежилась и попыталась было ответить, но кулаки бабушки взметнулись над ее головой.

- Не смей оправдываться, невежественная и ничтожная женщина, - прошипела она. - Жалкая обезьяна! Я ведь говорила тебе, что надо сделать, а ты осмелилась нарушить мои распоряжения, и теперь уже ничего не исправить. Лучшая из дочерей Исава, единственная, кто обладает хоть какими-то умом и чувствами, а ты обращалась с ней как… как… - Ревекка плюнула под ноги невестки. - У меня нет слов, чтобы назвать эту мерзость! - Потом голос ее стал холодным и тихим. - Довольно. Ты не можешь войти в мой шатер. Убирайся отсюда. Будь проклята, покинь это место, впредь я больше никогда не желаю тебя видеть.

Бабушка с размаха залепила Адат пощечину, и та упала, скорчившись на земле, дрожа от страха. Мужчины поспешили на крик, пытаясь понять, что случилось, но при виде гнева Оракула в ужасе отступили, а потом тихо пошли прочь, ибо дело касалось женщин и их тайных правил.

Адат отползла в сторону, а Тавея упала в ноги Ревекке, всхлипывая и повторяя:

- Нет, нет, нет!

Лицо моей двоюродной сестры стало пепельно-серым, а глаза расширились.

- Возьми мое имя, назови меня Деборой! Умоляю, сделай меня самой смиренной из твоих слуг, но только не изгоняй! О, пожалуйста, бабушка! Пожалуйста! Прошу тебя, прошу!

Но Ревекка не смотрела на существо, скорчившееся у ее ног. Она словно бы не замечала, что Тавея расцарапала себе лицо, так что на щеках у бедняжки появились кровавые полосы. Ревекка не видела, как та разорвала одежду и проглотила горсть праха из-под ее ног. Бабушка отвернулась и ушла, лишив Тавею надежды на прощение, плотно запахнув покрывало вокруг тела, словно бы отстраняясь и защищая себя от горя той, что простиралась перед ней в пыли. Наконец прислужницы Оракула подняли Тавею и отвели ее в женский шатер семьи Исава.

Я не вполне понимала, что произошло, но знала, что моя подруга страдает, и это было несправедливо.

В ушах звенело, сердце отчаянно колотилось. Я не могла поверить в подобную жестокость со стороны бабушки. Моя чудесная двоюродная сестра с таким восторгом говорила о Ревекке, восхищаясь ею больше, чем своей родной матерью, а та обошлась с нею хуже, чем с прокаженными. Я мгновенно возненавидела Ревекку так, как никогда прежде никого не умела ненавидеть.

Мама взяла меня за руку, отвела в наш шатер, дала чашу сладкого вина. Поглаживая мои волосы, она заговорила, предвосхищая мои вопросы.

Лия сказала мне:

- Бедная девушка будет мучиться до конца своих дней, ты права - она заслуживает сострадания. Но твоя ненависть лишена оснований, дочь моя. У пророчицы не было намерения нанести вред Тавее. Думаю, бабушка любит ее, но у нее нет выбора. Она защищала мать девушки и ее саму, а также меня и твоих тетушек, тебя и твоих дочерей, которые придут в мир и останутся здесь после тебя. Она защищала пути наших матерей и их матерей и Великую Мать, которая носила много имен, но которая может быть забыта. Это непросто объяснить, но я постараюсь. Ты моя единственная дочь, и мы слишком долго жили вдали от большого мира, а потому ты уже теперь знаешь гораздо больше, чем следовало бы в твоем возрасте. Ты была с нами в Красном шатре. Ты присутствовала при родах, но ты никогда не должна рассказывать об этом бабушке. Я знаю, ты будешь молчать и о том, что я тебе сейчас скажу.

Я кивнула, и мама глубоко вздохнула, посмотрела на свои руки, коричневые от солнца, такие умелые, так редко пребывающие в покое. Она положила ладони на колени и закрыла глаза. Нараспев, шепотом, Лия продолжила:

- Великая Мать, которую мы называем Инанной, свирепая воительница и спутница Смерти, Великая Мать, которую мы называем Инанной, дарует людям удовольствия и заставляет женщин и мужчин по ночам тянуться друг к другу. Великая Мать, которую мы называем Инанной, является царицей океана и повелительницей дождя.

Это известно всем: женщинам и мужчинам, малым детям и ветхим старикам. - Тут Лия сделала паузу и лукаво усмехнулась. - Вот бы Зелфа удивилась, услышав, как я рассказываю предание. - Она заглянула мне в глаза, и я улыбнулась в ответ на ее шутку, но уже в следующее мгновение мама продолжила совершенно серьезно: - Великая Мать, которую мы называем Инанной, наделила женщин даром, недоступным мужчинам, и это тайна крови. Поток в подлунной тьме, исцеляющая кровь новолуния; для мужчин - это смятение и ужас, тревога и боль. Они воображают, что мы страдаем, и считают себя счастливыми. А мы не разубеждаем их. Но в Красном шатре открывается правда. В