Так вот, при Хрущеве, повторяю, массовые беспорядки случались каждый год. А за 20 лет, с 1965 по 1985 год, было всего пять случаев массовых беспорядков (в Грозном, Рубцовске, Ингушетии, Северной Осетии ингушско-осетинский конфликт, и Вильнюсе (1972 год) — самосожжение студента, потом демонстрация. Поэтому, когда Андропов возглавил КГБ, он пришел к мысли, что надо создавать управление по защите существующего строя. Идея родилась у него, а не в партии. И назвали новое управление «Управлением по борьбе с идеологическими диверсиями». Не совсем, конечно, удачное название, но так было. Разработали его структуру, начали энергично создавать агентурный аппарат».

С организации пятого управления начал Андропов свою работу в государственной безопасности.

Разве мог он забыть октябрьское промозглое утро 1956 года в Будапеште, когда увидел из окна посольства, как суетились небритые люди в традиционных венгерских шляпах, как они остервенело кололи ножами беззащитных людей, запихивали им в распоротые животы партийные книжки, а потом крепили им на грудь картонки с криво намалеванным словом «коммунист»?

Такое не забывается. Такое заставляло думать о защите власти от внутренних оппозиционеров, начинающих тихо. Чем больше он узнавал Бобкова, тем лучше понимал, что этот человек создан для такой работы, для срыва идеологических операций: фронтовик и контрразведчик, аналитик, психолог и оперативник божьей милостью.

Почему Андропов видел на этом месте талантливого контрразведчика, а не идеологического работника? Потому что прочно связывал внутреннюю оппозицию с устремлениями западных спецслужб, исследовательских и пропагандистских центров.

Как бы там потом ни трактовали историки речь Черчилля в марте 1946 года в Фултоне, но старый антикоммунист оставался верен себе: этой речью он положил начало мобилизации Запада как сообщества англоязычных народов на борьбу с мировым коммунизмом. Понятия, которыми оперировал Черчилль «железный занавес», «пятые колонны», «тень, опустившаяся на континент»,скоро породили массу директив и разработок спецслужб. От года к году множились они, заряжая энергией разведцентры. Некоторые из них, добытые советской разведкой, ложились на стол Андропова. А потом заглавный лист украшала резолюция: «Бобкову».

Суть этих документов соответствовала тому, о чем впоследствии писал руководящий сотрудник ЦРУ Г. Розицки: «Бороться с коммунистическим режимом на его собственной территории, оказывать помощь движению сопротивления, ослабляя лояльность граждан передачами по радио, листовками и литературой». Самым первым таким документом, ставшим известным советской разведке, оказалась директива президента Трумэна для ЦРУ, которому предписывалось ведение «пропаганды, в том числе с использованием анонимных, фальсифицированных или негласно субсидируемых публикаций; политические действия с привлечением... изменников...» Другая президентская директива ориентировала на тайные операции: «пропаганду; экономическую войну; превентивные прямые действия, в том числе саботаж, подрывную работу... включая помощь подпольному движению сопротивления... и эмигрантским группам освобождения».

Впечатляло и другое. Стоило здесь, в Советском Союзе, художнику или писателю создать нечто, звучащее как вызов устоявшейся системе ценностей, или бросить жесткий упрек власти, как западные службисты брали этих людей в разработку в духе вышеупомянутых директив для ЦРУ. И Андропову, и Бобкову было ясно: Запад под знаменем свободы пытается создать в Советском Союзе пятую колонну. И для этого ищет людей разного толка: ученых и художников, интеллектуалов и фрондеров, профессионалов в чем-то и суетящихся дилетантов. Но обязательно недовольных, амбициозных, агрессивных, тщеславных, авантюрных, интригующих, одержимых, закомплексованных, и даже искренне жаждущих помочь власти улучшить систему.

То был не массовый поиск, а штучный. Поштучно найденных Запад нежил, холил, лелеял, поддерживал любые их намерения, оформляя как борьбу за свободу или за права человека. Но сколько было при этом пены и грязи! И на фоне этого вертепа, где каждый искал свои интересы, начала оформляться структура с ясными очертаниями — Пятое управление.

Бобков выстраивал основную конструкцию, уникальную в истории спецслужб. Что ни отдел, то направление идеологической или политической безопасности.

1. Отдел по борьбе о идеологическими диверсиями среди творческой интеллигенции, в сфере культуры, в средствах массовой информации.

2. Отдел по борьбе с национализмом и национальным экстремизмом (один из многочисленных отделов — его штат доходил до 30 человек).

3. Отдел противодействия идеологическим диверсиям в учебных заведениях, научных учреждениях, в институтах Академии наук, среди учащейся, студенческой и научной молодежи.

4. Отдел по борьбе с идеологическими диверсиями в сфере религии.

5. Отдел по руководству подразделениями «пятой службы» в республиках и областях страны.

6. Информационно-аналитический отдел (анализ проблем безопасности по линии Пятого управления; анализ настроений среди интеллигенции, молодежи, служителей культа; подготовка проблемных записок для руководства КГБ, в ЦК КПСС, в правительство).

7. Отдел по борьбе с террором и экстремистскими проявлениями (оперативный розыск по «центральному» террору и помощь органам безопасности в борьбе с «местным» террором в областях и республиках). Это был самый многочисленный отдел, в его штате было около 60 человек: опытные розыскники, специалисты по взрывным устройствам, лингвисты, почерковеды.

8. Отдел по борьбе с сионизмом (еврейским национализмом).

9. Отдел разработок (разработка антисоветских и русско-националистических групп, активных антисоветчиков и националистов. (Этот отдел занимался академиком Сахаровым, националистической организацией Васильева «Память», организаторами антисоветского подпольного бюллетеня «Хроника текущих событий».)

10. Отдел по борьбе с зарубежными антисоветскими организациями и идеологическими центрами (радио «Свобода», Народно-трудовой союз, организация «Международная амнистия»), агентурное проникновение в эти структуры, мониторинг их состояния, планов и действий.

11. Отдел, работающий против идеологических диверсий в медицинской и спортивной сферах.

12. Отдел, обеспечивающий проведение массовых мероприятий, в которых участвовали зарубежные граждане (фестивали, форумы, олимпиады).

13. Отдел по работе с радикальными и «экзотическими» организациями и явлениями (молодежные профашистские объединения; «мистические», оккультные компании, карточные притоны; организации панков, рокеров и другие им подобные).

Бобков как начальник управления лично курировал седьмой и девятый отделы — по борьбе с террором и по борьбе с диссидентами, что в определенной мере говорило о приоритетах в деятельности Пятого управления.

Конечно, ни Андропов, ни Бобков тогда не оперировали понятием «социальный контроль масс», вышедшим из-под пера французского социолога Г. Тарда, и подхваченным американцами Э. Россом, P. Парком и Р. Лапьером, а потом Р. Мертоном, П. Селфом, Хорли, Рицлером. Могуч был Тард, когда сформулировал: социальный контроль — это контроль за поведением индивидов в границах определенных общественных институтов, подчинение индивида социальной группе1. Американцы, как всегда, пошли дальше: они ввели понятие санкций, то есть воздействия на индивида в случае нарушения им групповых и общественных норм. Ну а санкции признавались физические и идеологические. Ученые со вкусом писали об идеологических: манипуляции потребностями, настроениями, сознанием, поведением людей. Не углубляясь в мировую мысль (а наша тогда здесь и не дышала), Андропов и Бобков интуитивно, руководствуясь здравым смыслом, формировали принципы и формы социального контроля, соответствующие социализму. И тоже больше думали об идеологических, нежели физических санкциях.