В полночь самолет взлетел. Мои соседи открыли атташе-кейсы и достали бутылки джина и виски. Они предложили мне выпить с ними. Я отказался. За иллюминаторами светилась ночь, окружая нас странным ореолом. Разговоры соседей убаюкивали меня. Вскоре я заснул.

В два часа ночи мы совершили промежуточную посадку в Нджамене, в Республике Чад. Сквозь стекло невозможно было разглядеть ничего, кроме плохо освещенного строения в конце взлетной полосы. Через открытую дверь в салон с силой врывались потоки раскаленного воздуха. В темноте плавали какие-то белесые силуэты. Вдруг все пропало. Мы снова поднялись в воздух. Должно быть, Нджамена мне просто приснилась.

В пять часов утра я внезапно проснулся. Над облаками сиял яркий дневной свет. Он был холодный, он мерцал и переливался, словно гладкая стальная поверхность, и его блики искрились, словно ртуть. Самолет нырнул в облака под углом девяносто градусов. Погрузившись в кромешную тьму, мы прошли сквозь черный, голубой, серый слои.

И тут вдруг показалась Африка.

Моему взору открылся бесконечный лес. Под нами катило волны огромное изумрудное море. По мере того, как мы снижались, было видно все лучше. Темно-зеленый цвет постепенно светлел, приобретая разные оттенки. Кроны одних деревьев напоминали взлохмаченные шевелюры, других — кудрявые гребешки волн, третьих — бурлящие кратеры вулканов. Реки здесь были желтые, земля — кроваво-красная, деревья — гибкие, как шпаги. Все казалось ярким, свежим, сверкающим. Среди этой пестроты порой попадались бледные пятна, на которых отдыхал глаз: заросли сонных кувшинок или тихие пастбища. Потом показались крохотные хижины, едва различимые среди джунглей. Я попытался представить себе, какие люди в них обитают, ведь они тоже — часть этой буйной природы. Я попытался представить себе их жизнь в этом сыром лесу, серые утренние часы, когда вокруг слышатся оглушительные крики животных, когда под ногами медленно проваливается земля и остаются глубокие отпечатки. Пока самолет заходил на посадку, я так и сидел, ошеломленный собственными мыслями.

Не знаю точно, где находится тропик Рака, но когда я вышел из самолета, я понял, что давно его пересек и теперь подбираюсь к экватору. Воздух обжигал, как огонь. Небо казалось каким-то безжизненным и чересчур синим — словно ливни нарочно его тщательно промыли перед наступлением дня. А главное, меня сразу окружили запахи. Тяжелые тягучие ароматы, неотвязные и раздражающие, как угрызения совести, составляли странную смесь из жизни и смерти, цветения и разложения.

Зал прилета представлял собой простое прямоугольное сооружение из грубого бетона без отделки, ничем не украшенное. Посередине возвышались две деревянные стойки, за которыми вооруженные люди в военной форме проверяли паспорта и справки о прививках. Дальше была таможня: багаж ставили на длинный сломанный транспортер и открывали все подряд (разобранный на части «Глок» я разложил по двум сумкам). Солдат мокрым мелом поставил кресты на моих вещах и разрешил пройти. Я вышел и очутился среди толпы оглушительно орущих людей, встречающих своих близких — или дальних — родственников. Влажность здесь была еще выше, и мне почудилось, что я нахожусь внутри огромной мокрой губки.

— Куда едешь, хозяин?

Высоченный негр, недобро улыбаясь, преградил мне путь. Он предлагал свои услуги. Не раздумывая, я с вызовом произнес: «Горнопромышленное общество. Отвезешь меня в ту же гостиницу, что обычно». Конечно, это был откровенный блеф, но мои слова оказали магическое действие. Великан свистнул, и стайка мальчишек тут же подхватила мой багаж. Мужчина без конца повторял: «Горнопромышленное общество, Горнопромышленное общество!» — очевидно, чтобы ребятишки быстрее поворачивались. Не прошло и минуты, как я уже катил в Банги, устроившись в пыльном желтом такси, которое то и дело скребло подвеской о дорогу.

Банги был самым обычным городом. Даже, скорее, большой деревней, выстроенной как попало. Саманные дома, крыши из гофрированного железа. Дорогой служила полоса красной укатанной земли, вдоль нее сновали бесчисленные пешеходы. Я понял, что под маслянистым африканским солнцем существуют только два цвета — черный и красный. Цвет плоти и цвет земли. Благодаря утреннему ливню грунт насытился влагой, и теперь дорогу сплошь покрывали сверкающие лужи. Мужчины носили тенниски и сандалии и выглядели очень элегантно. Они шлилегкой походкой и прекрасно себя чувствовали в эту жару. Однако женщины заслуживали особого внимания. Прямые, гибкие, божественно прекрасные, они несли на голове большие свертки и походили на стебельки растений, увенчанные пышными лепестками. У них были изящные шеи, лица светились добротой и душевной силой, а стройные босые ноги, темные сверху и светлые на подошвах, пробуждали чувственные порывы. Их строгие тонкие силуэты под убийственно жгучими лучами — самое прекрасно зрелище, каким мне когда-либо доводилось любоваться.

«Горнопромышленное общество! Много денег!» — шутил мой гид, сидя рядом с водителем. И потирал большой палец об указательный. Я улыбался и утвердительно кивал. Мы остановились перед «Новотелем» — сооружением, отделанным сероватой штукатуркой, украшенным деревянными балконами и утопающим в тени гигантских деревьев. Я рассчитался с молодым африканцем французскими франками и вошел в гостиницу. Заплатил за сутки вперед, потом поменял пять тысяч французских франков на центральноафриканские — чтобы было с чем отправляться в лесную экспедицию. Меня проводили в мой номер на первом этаже, выходящий окнами в обширный внутренний двор с бассейном и экзотическим садом.

Я только пожал плечами. В сезон дождей бирюзовый водный квадрат напомнил мне историю о чудаке, который, спасаясь от дождя, залез в реку.

Меня поселили во вполне сносной комнате, просторной и светлой. Выглядела она довольно безлико, однако цвета — коричневый, желтый, белый — почему-то казались мне типичными для Африки. Тихонько жужжал кондиционер. Я принял душ и переоделся. Мне не терпелось приступить к расследованию. Я порылся в ящиках письменного стола и наткнулся на телефонный справочник Центрально-Африканской Республики — брошюрку страниц в тридцать. Я набрал номер главного офиса Горнопромышленного общества.

Мне ответил некий Жан-Клод Бонафе, исполнительный директор. Я сказал ему, что я журналист и собираюсь написать серию статей о пигмеях. Мне стало известно, что некоторые разработки Горнопромышленного общества ведутся как раз на территории пигмеев племени ака. Не мог бы господин Бонафе помочь мне туда добраться? В Африке солидарность белых — непреложный закон. Бонафе тут же предложил воспользоваться его машиной, чтобы доехать до границы джунглей, и взять его знакомого проводника. Однако он также предупредил меня о том, что мне следует обходить стороной предприятия Горнопромышленного общества. Их генеральный директор, Отто Кифер, живет прямо на территории, где ведутся разработки, а он «тип не слишком приятный в общении…». В заключение Бонафе добавил доверительным тоном: «Впрочем, если бы Кифер узнал, что я вам помогаю, у меня были бы крупные неприятности».

Бонафе предложил мне зайти к нему в первой половине дня, чтобы сделать необходимые приготовления. Я согласился и повесил трубку. Я дозвонился еще кое-кому из французской общины Банги. Была суббота, но все находились на работе. Я поговорил с директорами шахт и лесопильных заводов, с людьми из французского посольства. Все эти французы, утратившие связь с родиной, измотанные, уставшие от жизни в тропиках, казалось, были счастливы побеседовать со мной. Задавая им определенные вопросы, я составил четкое представление о происходящем и о личности Отто Кифера.