Сам Карась в таком нехорошем деле участвовать отказался, потому как местный, но вот залетному молодцу Истоме шепнул.

— Есть одно дело, Истома, — сказал Имат по-славянски. — Заработать можешь изрядно… Хочешь? Тогда слушай: Езекия, племянник бен Кубрата, частенько пускается в торговые дела помимо своего дяди, но на его средства, разумеется, а тот, старый ишак, ничего не замечает… впрочем, может, и замечает, да пока молчит до поры до времени, верно, замыслил какую-то пакость, с него станется. В общем, Езекия частенько берет левый товар, тот, что проникает в Итиль в обход каганских застав. За такое дело можно лишиться головы или… хе-хе… кое-каких других частей тела, но парень рискует, понимая, что бен Кубрат вполне может оставить его без наследства, — от этакого скупердяя всего можно ожидать. И рискует Езекия по-умному, много не берет и берет не у всех. Только у тех, кого хорошо знает. Меня он знает. И знает, что я не очень-то в ладах с Вергелом. Впрочем, не о Езекии речь. Вернее, не только о нем. О бывшей твоей рабыне…

— Знаешь что? — Истома подозрительно осмотрелся вокруг. — Давай-ка об этом после переговорим. Где-нибудь…

— Якши! — Имат неожиданно улыбнулся и предложил встретиться в бане, что напротив синагоги толстого ребе Исаака. Этот самый Исаак заодно был и хозяином бани.

— Баня? — Истома блаженно потянулся. — Хорошее дело. Давай завтра.

— Договорились, — кивнул приказчик и, попрощавшись, быстро пошел прочь.

— Чего это они там шепчутся? — Один из торговцев посмотрел на укрывшуюся за деревьями парочку.

В ватных штанах и теплых валяных сапогах, закутанный в толстую накидку, торговец не очень-то замерз, хотя и стоял здесь с самого утра, выкупив место у рыночного тудуна. Торговля, впрочем, шла неважно — разложенные прямо на земле выделанные лошадиные шкуры сегодня не находили своих покупателей, что и понятно — товар специфический, и те, кому он надобен, — обувщики, седельщики, кожевенники — привыкли покупать его всегда в определенном месте, а то и заказывать заранее с доставкой на дом, вернее — в мастерскую. Мало-мальски опытный торговец давно бы обо всём догадался, но только не этот. Казалось, его мало интересовала торговля. Но стоял он не просто так: периодически, в обход двух лариссиев-стражников, подходили к нему подозрительные личности в затрапезных халатах, в лисьих шапках, давно проеденных молью. Останавливались, якобы прицениваясь к шкурам, а на самом деле о чем-то шептались, спрашивали, уходили.

— Э, не везет тебе, брат! — сворачивая свой товар — грубые накидки и подседельники, поцокал языком седобородый иссохший старик — сосед по прилавку.

— Ничего! — Обернувшись, незадачливый торговец конскими шкурами растянул губы в улыбке. Глаза его тем не менее не улыбались. Это были холодные и наглые глаза хищника.

Старик испуганно отвернулся и поспешно убрался прочь. Торговец шкурами ухмыльнулся и подозвал двух нищих мальчишек, крутящихся неподалеку.

— Ты! — Он ткнул камчой в грудь худющего рыжего пацана с босыми, в цыпках, ногами. — Сложишь шкуры, отнесешь к амбарам. Получишь лепешку. А ты, — торговец взял за плечо второго, который был посильнее и повыше первого, — видишь вон того человека? — Он показал на поспешно уходящего с торга Истому. — Догонишь и скажешь, что с ним хотят поговорить.

— Да, хакан! Слетаю мигом… Только… — Пацан замялся. — Только что мне сказать, если он спросит, кто именно хочет с ним поговорить?

— А ты не глуп, — похвалил торговец. — Если спросит, покажешь на меня — я скоро подъеду.

Мальчишка убежал, а его товарищ, мокрый от пота, уже давно таскал конские шкуры в общественный амбар, место в котором было арендовано у того же рыночного тудуна.

— Кто? Кто меня спрашивает? — вздрогнув, обернулся Истома. Что-то знакомое показалось вдруг ему в облике стремительно приближающегося всадника. Смуглое лицо, жесткое, волевое. Черные, глубоко посаженные глаза, узкие, даже чуть раскосые. Неужели… Да, так и есть…

— Здрав будь, Сармак, — пряча в рукаве кинжал, радостно воскликнул Истома. — Как твое драгоценное здоровье? Толст ли твой нос? Хорошо ли молоко в табунах?

Спешившись, Сармак поклонился, в свою очередь справился о здоровье. Зыркнул глазами в сторону лариссиев, спросил злым шепотком, не знает ли случайно Истома, почему не удался так тщательно спланированный набег там, на реке? Почему погибло столько лучших воинов, а в результате — ничего? И откуда охрана купца узнала про готовящееся нападение?

— Может, ты и их тоже предупредил, а, Истома-хакан? — Сармак зло прищурил свои и без того узкие волчьи глаза.

— Это случай, Сармак. — Истома пожал плечами. — Щенок Лейв что-то заподозрил и не остановился там, где мы хотели. Хотя… Ты сказал, вы на кого-то напали? Интересно, на кого?

— Вот и мне очень интересно. — Истома сплюнул:

— Кажется, я догадываюсь на кого. На купца Вергела, больше за нами никто не шел. Поверь, я про то не ведал.

— Поверить? — На широких скулах печенега заиграли желваки. — А кто вернет погибших? Иртела, Хакима, Астенджи? Князь Хуслай последний раз простил меня… и велел сделать кое-какие дела здесь. И ты мне поможешь.

— Но я здесь никого не знаю, — сказал Истома, прикидывая, как бы половчее и незаметно для стражников метнуть кинжал в горло надоедливому собеседнику.

— Узнай. — Сармак вертел в руке какой-то непонятный блестящий предмет, видимо талисман. — У меня есть товар, что мы взяли в обход каганской стражи. Сукно. Хорошее сукно из полночных стран, которое надо срочно продать…

— И при этом не платить торговую пошлину, — мгновенно прокачав свою выгоду, усмехнулся Истома. — Есть у меня один человек на примете.

— Кто?

Истома махнул рукой:

— Езекия, племянник купца бен Кубрата.

— Бен Кубрат? — недоверчиво переспросил Сармак. — Он не такой дурень, чтобы пускаться в столь опасные дела на старости лет.

— Я не сказал — бен Кубрат, я сказал — Езекия.

— А какая раз… — Сармак осекся. — Я понял тебя, Истома-хакан… Встретимся здесь же через три дня. Я буду торговать кожами. И можешь не беспокоиться — в случае удачи мы простим тебе то серебро, что дали за караван. К тому же ты еще и прилично заработаешь. Только на этот раз сделай всё четко. Если же нет…

— Не волнуйся, Сармак. — Истома приложил руку к груди. — Сделаю всё, как надо. Рад, что мы договорились… А ведь ты был уже почти мертвяком, — прошептал он, убирая кинжал в ножны.

И почти то же самое самодовольно подумал Сармак, пряча за отворот рукава маленькую железную звездочку с остро заточенными лучами, что согревал в ладони на протяжении всей беседы. Метнув такую звездочку с особой сноровкой, можно было запросто пробить лобовую кость.

Хельги так и не вспомнил, где он видел и видел ли вообще эту смешливую хазарскую девчушку — тоненькую, востроглазую и говорливую, как горный ручеек. Может быть, она чем-то походила на сестрицу Еффинду? Или даже — чуть-чуть — на Сельму? По крайней мере, улыбалась похоже. Залима, так ее звали. Сказала, что прислана хозяйкой по неотложному делу. Какому? Пока молчала. Хорошо хоть, назвала имя хозяйки. Халиса. Законная супруга каган-бека Завулона, по сути — первого конунга Хазарин! Интересно, зачем понадобился ей скромный варяжский ярл? Хотя догадаться можно было…