на уровне нашей первой лиги. Пусть игра у них и простая, но это не мальчики для битья. Во-первых, они все «силовики». Очень мощная команда, плечистые мускулистые качки. Да еще и скоростные, их конек — удары издали. Это в мою сторону кивок. Я поднял руку: услышал, понял, учел. Да и хватит, что ли… Последний матч. Пошли уже.

— Команда, на поле!

Стуча шипами, мы потянулись к выходу, выстраиваясь привычно: капитан первым, вратарь за ним, все остальные дальше. «Лучшего» я решил придержать, испытать себя и справиться собственными силами.

Построились. Сначала прозвучал гимн СССР, и стадион засвистел, заулюлюкал, застучал каблуками по полу. Мы же стояли, закрыв глаза, и пели: «Союз нерушимый…»

Потом стадион хором спел свое, мы пожали руки друг другу, арбитрам, и началось.

А началось все жестким прессингом противника и грязной игрой. И кажется, я понял, почему Аксель надеялся на ясный день — солнце светило мне в лицо и слепило.

И судьи, снова испанцы, были явно не за нас, ведь кто девушку, то есть арбитров, угощает, тот их и танцует. Денисов опять быканул на судью, когда Антона сбили — и получил желтую карточку. И ведь не скажешь, что совсем уж незаслуженно. Вроде арбитр реагировал на все нарушения, свистел, и боковые четко флажками работали, вот только явно же — в одну сторону! У шотландцев пропускали моменты с грубостью, показывали падающим нашим: вставай, вставай, ничего не было.

Потому что, если выигрываем мы — это чистый выигрыш всего тура. Проигрываем — так на так. Вот шотландцам и надо авторитет островного футбола подкреплять.

Блеснуло солнце. Луч ударил по глазам, вышибая слезу — я сморгнул слезы, и вдруг — радостный рев трибун и вопль защитника:

— Нерушимый, какого хрена? Ты уснул или примерз⁈

— Один — ноль! — заорал комментатор на английском.

— Тукан! — подбежавший защитник постучал себя по лбу.

Стоп! Как это?

Я обернулся и обнаружил мяч за спиной. Твою ж… А я даже не дернулся, проспал — так думают все. Но как? Удар издали, это понятно. Пушка сумасшедшая…

И тут до меня дошло: болелы меня слепят лазерными указками. Вроде просто яркие пятнышки по рекламе скользят, а когда прямо в глаза посветят… Вот я и не увидел момент удара. Да плюс солнце напротив и, похоже, еще применяются зеркала и солнечные зайчики.

— Парни, меня слепят! — крикнул я.

Вот же хоббиты хитрозадые! За такое вообще-то наказывают. Потому я помахал рукой арбитру, показал на свои глаза и крикнул по-английски, что меня слепят. Как он разулыбался! Тут же подбежал и — желтую карточку мне. Типа, это я судье показал, что он крот слепой. Ну крот, да. Только я же о другом! Я о помехе! Так же вообще травмировать могут!

— Меня слепят! — повторил я, а он пожал плечами и будто не понял.

Так, значит. По-честному с вами хотел, с уродами. Что ж, хочу быть лучшим в мире вратарем! Последовал уже знакомый прилив энергии, кулаки сжались. Ну теперь попробуйте забить!

Подбежал Денисов, посмотрел тревожно, голову вскинул — мол, что-как-почему?

— Игорь, раз-два-три! В глаза светят! Я слепой совсем! Тут даже если кепку яшинскую надеть — не поможет!

Денисов потряс головой и беззвучно выругался, ему на судью бросаться нельзя. У него уже есть желтая. Все, что он мог — всем показывать на трибуну. Не средним пальцем — не дай боже. Не кулаком. Просто ладонью обводил противоположную трибуну — и ладонью закрывал глаза.

Такое ощущение, что арбитр и не в курсе был. Ага, крот слепой.

Началась толкучка. Шотландцы напористые, и фланги у них крепкие. Налетают — и навес. С другой стороны — и снова навес. И еще. И еще. А когда я шагал вперед — лазеры в глаза. Раз отбил. Два отбил. А третий не смог, потому что ослеп, блин!

2:0!

Сколько там времени до перерыва? Сколько? Нет, не продержусь. Вернее, уже не продержался, мы проигрываем в ноль и ничего не можем организовать. И не потому что впереди не выходит, а потому что я пропускаю! Я — причина поражения! И ни черта не радует, что раз я пропустил, значит, никто не смог бы работать в таких условиях.

Оставалось прикрывать глаза ладонью, смотреть сквозь раздвинутые пальцы и работать ногами, выпинывая мяч подальше. Даже сумел увидеть удар издали и взял мертво, упал, прижав мяч к газону.

А вокруг меня коршуном закружил их нападающий, пытаясь мяч выковырять, отобрать, пнуть. Да что за дела? Я лежу, ёшкин же кот! С мячом лежу! Так и подмывало вскочить и отоварить его по полной.

Донесся свисток — все же в нашу пользу.

Я поднялся, попытался с рук подать — и тут луч прямо в глаза, да не один, десятки. Перед глазами не поле с игроками, а будто засвеченная пленка. Но я помнил, где стояли наши, бросил туда и вскоре понял, что — не своему! Похоже, прямо на ногу скинул. И он просто и легко, в обход меня, зажмурившегося от острых лучей, закатил нам третий мяч.

Наверное, со стороны это смотрелось так, словно на воротах слепой котенок. Неужели арбитр ничего не видит? Ни в жизнь не поверю. Твари продажные!

Один мат на языке, но нельзя, тут же удалят. И так плохо, а будет еще хуже. Боковым зрением я заметил, как Марокко что-то втолковывает судье, на трибуны машет. Как бы не заменил меня старый хрыч.

Свисток на перерыв я принял как избавление, побежал в раздевалку впереди всех. А там уже доктор с ватными тампонами, чаем пропитанными. Все всё видели. Никто ни слова плохого мне не сказал, только Полоз злорадствовал, хотя все понимал. Он хотел, чтобы я пропускал снова и снова, тогда он будет отмщен.

Я сел, закинув голову и сомкнув веки, на глаза мне положили чайные компрессы. Прохладные, приятные.

— Ты как? — прогудел над ухом Марокко.

— Хреново. Слепили.

— Продержишься? Перед вами была фанатская трибуна, на второй тайм она останется сзади. И вряд ли с другой стороны будут светить лазерами.

— А что судья?

— Что судья. Г***он судья, — не сдержал эмоций тренер, и столько в его голосе было праведного гнева, что аж меня пробрало.

Что слепить не будут — огромный плюс. Потому что наши все на нервах, и если дать им надежду на то, что сзади стена, опора, так ведь сокрушат шотландцев, задавят, сомнут! Только дай им эту опору.

— Точно смена не нужна? — поинтересовался теперь Денисов.

— Конечно нет. Вдруг пенальти? Вон же как судят.

— Ладно, — буркнул Марокко.

Так что остаюсь на поле, и замен не сделали никаких. Потому что все в силах и все в злости. И пусть мы проигрываем, но это нечестно. А вот сейчас — посветите мне в затылок, ну!

Ха-ха! Так ни мне, ни нападающим нашим — ни посветить, ни поморгать! Выходя на ворота, я поблагодарил тучу, закрывшую солнце и не собирающуюся его выпускать. Спасибо тебе, футбольный бог!

Только вышли на поле, наши как понеслись, как придавили, и вот он сразу — гол! Есть! Есть надежда на ничью хотя бы. Тогда и не стыдно в Москву возвращаться.

1:3!

И вдруг бегущий с мячом Антон Бако за голову схватился, остановился, а с трибун посыпались пивные стаканы, до меня долетела зажигалка — мелочь, конечно. А вот кроссовкой по голове получить — это уже серьезно.

И вот тут арбитр свистнул и указал командам — с поля!

Он увёл команды — отреагировал, как положено! Все же не до конца они конченные…

Под свист и крики мы ушли в подтрибунное. И пока наши восстанавливали дыхание, радостный Марокко сказал:

— Видите? Если не мешают, так вы — сильнее! И техника есть, и сил хватает. И вообще, братцы, не за себя же играем, за страну.

Пафос, да? Но всё верно говорит, с каждым словом согласен!

— Прямо сейчас мы представляем страну. И матч — последний. И мы проигрываем, но мы же сильнее… Сильнее, да?

— Да! — блеснул глазами Кокорин.

Уж очень у него триггерит, когда наших бьют.

Доносился голос диктор, но акцент у него такой, что через слово понятно. Он говорил, говорил, успокаивал трибуны. Тренер «рейнджеров» тоже обращается к болелам, к фэнью, говорил что-то о правилах и чести. «Онор» — честь, это я понимаю. Все-таки забавный у скоттов акцент, окают и рэкают.

Пятнадцать минут мы сидели в раздевалке. Наконец к нам постучали, выясняя, не против ли мы продолжить игру. А мы не можем отказаться, потому что проигрываем и надо отыграться.

И рванули отыгрываться.

Болелы выли и свистели, шотландцы, они же не англосаксы, воинственные и эмоциональные. У них тоже «наших бьют». Спасибо не кидаются ничем.

И если «рейнджеры» слегка успокоились, то обозленные наши — наоборот, как даванули!

А вот и Кокорин вырвался вперед. Ну как же он красиво бежит! Мягко