— Потеряла, что ль, кого? — вопросил дед при виде моей задумчивости и, получив согласие, продолжил: — Случайно не к подружке приехала?

— Ага, — ответила я с грустью.

— Опоздала ты, красавица. Уехала подружка твоя часа полтора назад.

— Куда?! А вообще откуда вы знаете, какая у меня подружка?

— Ну ты даешь! — крякнул дед, поражаясь моей невразумительности. — Или думаешь, что в нашем стариковском селе каждый день молодые появляются? Ясный месяц, что ты к внучке Михеича и Агриппины пожаловала. Вернее, она им не совсем-таки внучка, а внучатая племянница… — разошелся словоохотливый дед, но я уже и так поняла, что он говорит об Эльмире.

— Дедушка! А куда она уехала, не знаете?

— В Медюкино она направлялась, — дед несколько сконфузился от того, что не удалось договорить. — Там электрички останавливаются. Правда, редко, не раньше, чем через три часа после того, как первая отойдет, вторая подходит.

— Я могу успеть? — с замиранием сердца проговорила я, на что дед критически окинул взглядом мое телосложение и с сомнением произнес:

— Ну, не знаю… можешь, конечно, коли быстро бегать умеешь, но вообще-то туда далековато будет…

Давясь невольным хохотом, я помчалась к своей «девятке», невероятно радуясь тому, что мне не придется совершать забег, как о том подумал дедушка.

* * *

Минут за пятнадцать я добралась до Медюкина. Вопреки моим ожиданиям село оказалось довольно приличным и масштабным, с просторным чистеньким вокзалом, где останавливались даже поезда дальнего следования. Однако обилие людей значительно затрудняло мою задачу — поиск Эльмиры. Я обошла зал ожидания уже два раза, однако девушки не обнаружила. Черт, а ведь она точно решила смыться! Наверное, поняла, что неспроста я заявилась к ней в глухую деревню и начала задавать вопросы. А может, сама не особенно верила в правдоподобность рассказанной версии. Наверное, Эльмира поразмышляла и пришла к выводу, что рано или поздно я обязательно выявлю ее обман…

Я вышла на перрон, где тут же смешалась с толпой встречающих и провожающих. Прибывал междугородный поезд, и интересующиеся им люди находились в смешном и явном напряжении. Некоторые были нахохлившиеся, совсем как сидящие на ветке воробьи, другие, наоборот, возбужденно ходили вокруг своего багажа или просто туда-сюда, третьи переговаривались и время от времени смотрели в ту сторону, откуда должен был показаться поезд. Наконец вдали забрезжил яркий свет, показался передний вагон поезда, отчего все разом встрепенулись и застыли в еще большем напряжении. Возможно, именно это и дало мне возможность увидеть среди толпы девушку, которая в отличие от других не смотрела в сторону приближающегося поезда. Ее равнодушный взгляд с явной примесью безысходности был направлен в противоположную сторону, будто она вовсе не хотела никуда уезжать. Лицо осунулось, впалые щеки были очень бледными, да и весь облик в целом создавал ощущение несладкой жизни. Не сразу, но лишь через некоторое время, когда я внимательно вгляделась в эту молодую женщину в легком шифоновом шарфе, я смогла узнать в ней Эльмиру. Но неужели она так изменилась за то короткое время, что мы не виделись? Да, вынуждена была констатировать я.

Я осторожно пробралась сквозь группы ожидающих поезда и подошла совсем близко к Эльмире. В это время поезд призывно загудел и остановился. Девушка не заметила меня, продолжая бессмысленно глядеть прямо перед собой.

— Эльмира! — Я цепко схватила ее за рукав, боясь, что она бросится бежать.

Ничего подобного не произошло. Девушка медленно и спокойно обернулась, взглянула на меня и понимающе кивнула. Так, словно история подошла к своему единственно правильному завершению и она давно ждала этого. Будто всегда знала, что так и произойдет.

— Мне кажется, что я всегда знала, что так и произойдет, — в точности повторила Эльмира мои собственные мысли. — Что ж, так по крайней мере будет справедливо.

— Пойдемте, Эльмира, — мягко, но твердо произнесла я, отпуская ее руку. — Нам нужно поговорить.

* * *

Мы сидели в моей машине и смотрели, как потоки дождя льются по лобовому стеклу одной слитной струей. Слегка повернув голову, я заметила две слезинки, которые скатились по щеке Эльмиры и упали ей на руку. Черт, как все-таки противно, когда в расследовании выясняется, что преступником является женщина. К тому же не какая-нибудь стерва, а вполне симпатичная и милая особа. «О чем это ты? — резонно вопросил меня внутренний голос, который в последнее время что-то странно разговорился. — Между прочим, это она убила композитора, а ты называешь ее симпатичной. Прямо как в анекдоте про злодея с добрыми-добрыми глазами».

Кстати, а ведь я действительно до сих пор не знала, что за мотив был у Эльмиры для убийства. Я сумела понять, что это она убила Василовского, но к этому выводу пришла в основном благодаря той маловероятной версии, которую она же мне и изложила. Вернее, даже не самой версии, а тому факту, что некоторые сведения, сообщенные девушкой, не совпадают с достоверными. Поверила бы я в то, что ребенок убил собственного отца, если бы Эльмирин рассказ оказался более складным? Не знаю, наверное, тогда мне было бы гораздо сложнее понять, что это обман. Эльмира — прекрасный психолог, она в курсе того, каким образом лучше всего отвлечь внимание от главного. Для этого нужно, например, бросить человеку неординарную версию, заставив его в изумлении переосмысливать открывшееся. Разве в этом случае он обратит внимание на что-то мелкое, хотя и более реальное? Скорее всего нет.

Не дождавшись моих вопросов, Эльмира сама прервала затянувшееся молчание, начав повествование. Бывают моменты, когда становится очевидным, что твой собеседник говорит правду. Словно находит на тебя какое-то прозрение. И в результате перестают быть загадкой мотивы и побуждения, заставившие его совершить определенное действие.

Сейчас был как раз такой момент. Я слушала Эльмиру и ни единожды не усомнилась в достоверности ее слов.

— Когда я устраивалась на работу к Василовскому, то у меня имелся еще один вариант, гораздо более перспективный по традиционным взглядам. Один знакомый предлагал мне пойти штатным психологом в Центр реабилитации, занимавшийся проблемами людей, перенесших серьезную психологическую травму. Это была совсем новая организация, с хорошим руководством. Впоследствии ребята замечательно развернулись. Но я отказалась, потому что познакомилась с Валерием Аркадьевичем.

Эльмира помолчала, что придало некоторую дополнительную смысловую окраску сделанному сообщению. Таким образом режиссеры в своих фильмах пытаются ввести зрителей в «полезное» напряжение перед финальной сценой развязки. После такой паузы невольно начинаешь осмысливать сказанное, а иногда даже и домысливать.

— Валерий Аркадьевич — великий человек, сильная личность. И я могу сказать это любому, кто не поверит, что я влюбилась в него именно как в человека, а не в его деньги и славу. Те немногие, кто был в курсе наших отношений, осуждали меня, потому что полагали, что я стала его любовницей, сраженная невиданным ранее богатством. Не скрою, оно придавало Валерию определенный ореол, в котором он сам выглядел более выгодно. Я никогда не утверждала, что равнодушна к материальному, даже, наоборот, — всегда стремилась к лучшему, так как считала себя достойной этого. Мы стали любовниками не сразу. Да и эта сторона наших отношений не являлась самой главной. Я была единственным человеком, способным понять Валерия, была ему необходима. Он делился со мной своими мыслями относительно этого мира, ничего не скрывая от меня. Так было до того времени, пока он не стал меняться.