Остальные мотоциклисты тут же спешились и рассредоточились за остовами догоравших грузовиков и в придорожных кюветах. Послышались команды.

Два пулемёта против одного – это, конечно, игра не на равных. Да вдобавок ещё три или четыре карабина. Немцы повели огонь плотно. Иван убрал за камни Bren и лёг ничком на дно окопа. Первый огневой налёт лучше было переждать за укрытием. Летели куски сосновой коры и осколки камней. Иван лежал, укрывшись за камнями от урагана пуль, и думал, что бездействовать, не отвечать долго нельзя, что под прикрытием огня своих пулемётов немцы рано или поздно подойдут к нему и забросают его окоп гранатами, что, скорее всего, они уже приступили к выполнению этого несложного для любого пехотинца маневра.

– Nach oben! Nach oben![30]

– Weiter! Nach oben![31]

– Er ist einer! Nach oben![32]

Значит, начали обкладывать, понял Иван. Он выглянул из-за камней. Один из пулемётных расчётов, первый и второй номера, залегли прямо под сосняком, внизу. Чтобы их достать наверняка, надо было привстать хотя бы на колени и дать прицельную очередь с руки. Стрелять из Brena, как из карабина, сложно. Но конструкция английского пулемёта позволяла это сделать. В обойме оставалось примерно треть патронов, а значит, Bren стал легче. Только стрелять со своей позиции нельзя, она хорошо пристреляна снизу, и ему просто не дадут сделать и одного выстрела.

Иван выполз из окопа и заметил в соснах правее две фигуры, которые быстро перемещались вверх. «Ну вот и nach oben», – подумал он и, прикрываясь зарослями ежевики, протиснулся между камней. Они, словно обелиски, стояли на склоне среди сосен. Тот, что справа, надёжно прикрывал его со стороны сосняка и от возможного огня тех двоих, которые уже приближались к нему. Тот, что слева, в который он сейчас надёжно упёрся плечом, чтобы избежать сильной отдачи во время стрельбы, прикрывал его со стороны дороги. И только пулемётному расчёту он был открыт по пояс. Но немецкий пулемётчик его пока не видел.

Иван прицелился с руки и дал очередь. Потом вторую. Третью. Всё, надо теперь позаботиться о фланге. Немецкий пулемёт молчал. Значит, попал. Но лучше не выглядывать. Да и нет времени.

Справа загремели выстрелы. Одиночные. Стреляли из нескольких карабинов. Странно, подумал Иван, прислушиваясь к винтовочной пальбе, как будто там идёт перестрелка.

Иван вставил новую обойму. Одну из тех, которую ему оставили товарищи. Выглянул из-за обелиска.

В сосняке действительно шла перестрелка. Неужели вернулся кто-то из отряда, мелькнула у него надежда. Арман! Он не мог оставить его одного, без прикрытия. Значит, кого-то прислал.

Иван видел обоих. Немец стоял за сосной в пол-оборота к нему и вёл огонь с колена. Тот, в кого он стрелял, укрывался за грядой валунов, выпиравших из земли, и, умело меняя позицию, появлялся то там, то там.

Стрелять надо было снова с руки. Иван дал очередь. Немец завалился набок. Ну, вот и всё. Теперь – уходить…

– Уходим! – закричал Иван. – Compagnon! Partons![33]

И вдруг он услышал радостный голос Николь:

– Иван! Nons sommes vivants![34]

До вечера они успели пройти около десяти километров. Обошли стороной несколько селений и ферм. Дороги переходили осторожно, по одному.

От тропы, по которой уходила группа Армана, они отклонились сразу. Если отряд смог оторваться от преследования, то заслон должен увести врага за собой. Такова задача и судьба заслона.

Николь знала, почему Арман не оставил в прикрытии раненого Леона Дюшана. Дюшан был из умеренных анархистов. Воевал в Испании за Республику. Был дважды ранен. Полгода провёл в плену. К де Голлю он относился скептически, хотя с Арманом старался не спорить и носил, как и все в «Маки де Лор», берет с лотарингским крестом. Дюшан в совершенстве владел практикой минно-взрывного дела. Мог буквально из ничего сделать бомбу. Мог усилить мощность и поражаемость заряда стандартной мины. Умел обращаться со взрывными устройствами любой конструкции. Наступало время, когда хороший подрывник отряду был нужен больше, чем хороший пулемётчик.

Вот что знала Николь. И когда отряд выступил по северному маршруту, оставив в заслоне Ивана, она возмутилась и упрекнула командира в том, что он, по сути дела, бросил пулемётчика на верную смерть.

– В каждом бою кто-то должен умереть, – ответил ей Арман.

И тут она вспылила, сорвала с плеча одного из партизан, который нёс трофейное оружие, немецкий карабин, подсумок с патронами и побежала по тропе назад.

Останавливать её не стали. И Арман, и остальные знали, что это бесполезно. А время терять было нельзя.

– Если она выживет, из отряда её придётся удалить при первом же случае, – сказал командир.

– А если не выживет? – сказал Леон Дюшан.

Дюшана несли на носилках.

Уже в сумерках они вышли к деревне в предгорьях.

– Николь, я знаю, ты устала и хочешь спать, – сказал Иван девушке.

Она молча кивнула.

– Но нам нельзя останавливаться.

– Почему, Иван?

– Если они идут по нашему следу, то этой ночью нас догонят.

– Ты думаешь, они идут за нами?

– Идут.

Николь села на камень и заплакала.

– Я больше не могу идти, – сказала она сквозь слёзы.

– Надо идти, Николь. Иначе нам не выжить.

Он взял её винтовку, закинул за плечо и пошёл вперёд. Она плелась следом. Спотыкалась, всхлипывала, но шла.

Вскоре стало ясно, что так они далеко не уйдут. И если по их следу идут, то преследователи догонят их в пути. А это будет ещё хуже. Они даже не смогут выбрать более или менее подходящую позицию.

Когда деревня осталась позади, они вышли к долине. Миновали её и вошли в лес. На опушке, на небольшом плато, обнаружили кострище. Угли ещё сияли приглушённым рдяным светом сквозь чёрную пелену золы. Пахло овечьим помётом. От золы исходило почти домашнее тепло.

– Днём здесь были пастухи, – сказал Иван.

Он снял с плеча отяжелевший пулемёт и приставил к дереву.

– Давай заночуем здесь, – сказала она бесцветным голосом.

Иван осмотрел местность. Ночь ещё не утопила окрестности в своих чёрных маслянистых водах, и внизу хорошо просматривался широкий луг, похожий на поле, лес вдали, просёлок, рассекающий открытое пространство наискось. Да, подумал он, позиция – лучше не найти. Особенно для пулемёта. А кострище трогать не надо. За день углей нагорело много. Они теперь будут таять всю ночь и всю ночь отдавать тепло.