Майкл: Я уже был в процессе – начал писать вскоре после того, как стал сниматься. Просто я никогда ничего не доводил до конца. К тридцати годам у меня накопилась буквально огромная стопка материалов – половинки сценариев, куски пьес, просто куча незавершенного хлама.

Стив: Похоже на Кристофера.

Майкл: Да. Я переезжал раз в год и перевозил с собой всю эту огромную стопку дерьма. Но однажды понял: «Тебе просто нравится сама идея быть сценаристом. На самом деле тебе нечего сказать». Так что я выбросил все это. Выкинул в помойку. Каким-то образом это очистило мою голову.

Стив: Вот как поступает Кристофер! Во втором сезоне. Это связано с эпизодом из твоей жизни?

Майкл: Возможно, я упоминал об этом в беседах со сценаристами, да. А может, это просто один из тех странных случаев, когда жизнь подражает искусству. Или наоборот.

Как бы то ни было, я начал работать над «Кровавым летом Сэма» с Виктором Количчио, потому что у него была первоначальная идея сценария. Я осознал: «Мне понятно, что мы можем сказать нашей историей». Это все изменило.

Виктор написал первый черновик истории «Кровавого лета Сэма». Речь шла о подростке, которого избивают соседи, считающие его сыном «убийцы Сэма». В таких районах царит паранойя и любой, кто отличается от других, попадает под подозрение.

То же самое произошло в Маунт-Верноне с двоюродным братом моей матери. На него напали люди, которых он знал, с которыми вырос. И они по какой-то странной причине вдруг начали подозревать его в том, что он убийца. Прочитав черновик Количчио, я признался, что просто без ума от этой истории, потому что нечто подобное произошло в моей семье и такое случалось несколько раз в Нью-Йорке. Я сказал, что хочу работать над сценарием вместе с ним, и мы начали писать.

Мы не хотели делать фильм об охоте на серийного убийцу, а стремились снять картину о паранойе, которая царила в тех районах, особенно в той части Бронкса, где вырос мой друг. Идея заключалась в том, чтобы по-настоящему проникнуть в сознание самих героев, не только в их отношение к убийце, но и в вопросы их собственной морали. В Бронксе в семидесятые годы началось движение за сексуальное освобождение.

Многие люди, выросшие в строгой католической и очень традиционной итало-американской среде, теперь ходили на дискотеки и принимали кваалуд[83] появилась сексуальная свобода, освобождение женщин, разводы и аборты, которые прежде совсем не были распространены среди итало-американцев в Нью-Йорке.

Так что наша история давала возможность исследовать природу этих людей в свете их убеждений.

После моего участия в первом сезоне «Сопрано» вышел фильм «Кровавое лето Сэма». Я пригласил Дэвида на премьеру и именно тогда написал сценарий для «Сопрано», между первым и вторым сезонами. Он затрагивал те же вопросы, потому что я был в них заинтересован. Ладно, эти парни – католики, ходят в церковь, крестят своих детей и отправляют их в католические школы. Они молятся. Их жены молятся. Как эти люди совмещают то, что они делают, с тем, во что они верят? Вот о чем шла речь. Похоже на то, о чем мы говорили в серии «Откуда в вечность», – о вопросах морали и о том, как они так живут.

Стив: В «Сопрано» тоже много об этом сказано. С самой первой серии, когда Кармела говорит Тони: «Ты отправишься в ад», очень часто всплывает эта тема, как и в фильме, который мы сняли вместе, – «Голодные привидения». Но это совсем другая история.

Майкл: «Голодные привидения» были написаны прямо перед тем, как я стал буддистом, как раз тогда я начал читать некоторые буддийские тексты. Вопросы о том, почему мы здесь, существует ли нечто большее, нечто высшее, – все эти темы я определенно тоже хотел использовать как художник.

Стив: Когда вы предложили мне сняться в этом фильме, я сразу же согласился. Прежде всего, мне понравился сценарий, роль была для меня исключительной. Это был первый раз, когда мне предстояло сыграть одного из главных героев.

Майкл: Ну, роль была написана специально для тебя.

Стив: Я не знал, что она написана для меня.

Майкл: Я тебе говорю, была. Я-то знаю.

Стив: Впервые слышу, не думаю, что ты мне это когда-нибудь говорил.

Майкл: Что ты имеешь в виду? У меня разве было двадцать претендентов на примете и ты был двадцатым? Нет. На самом деле, большинство этих ролей были написаны для людей, которые их играли. Хочешь верь, хочешь нет, но тот сценарий был начат как небольшой роман несколькими годами ранее. У меня появилась идея написать персонажа – ведущего детского шоу. Его звали дядя Фрэнк, и он вел передачу для детей с куклой типа мистера Роджерса или что-то вроде. Потом, когда я начал писать «Голодные привидения», то вернулся к идее этого телешоу, но сделал его программой на радио, вдохновленный Джо Франклином и немного Джоуи Рейнольдсом. И так появился твой персонаж, ведущий ночного ток-шоу, и твоя радиопередача – Up All Night with Uncle Frank / «He спим всю ночь с дядей Фрэнком». Когда пишешь для кого-то конкретного, то стараешься играть на его сильных сторонах. Речь шла не о тебе, Фрэнк – совершенно другой человек, но я пытался использовать твои актерские преимущества.

Кстати, корнем этого фильма были ты и Онжаню Эллис, игравшая Надю, в поезде. Не знаю почему. Вы двое почему-то оказались в поезде, а как вы туда попали – мне предстояло придумать.

Стив: Я собираюсь похвастаться и сказать, что это – одна из моих обожаемых ролей. А что самое любимое из того, что ты делал: фильмы, режиссура, актерская игра, сценарий, «Сопрано», все это?

Майкл: Больше всего мне нравится фильм, который вышел в прокат в 2019 году, называется «Кабаре “Максим”». Я еще был его продюсером. Мы снимали его в Лиссабоне. В нем были я, Джон Вентимилья, Шэрон Анджела, Дэвид Провал и Артур Дж. Наскарелла. Ты должен был сниматься, но оказался занят в телесериале «Голубая кровь» и не смог уйти. Режиссер – Бруно де Алмейда, португалец; мы с Джонни снимались в нескольких его фильмах. Мне нравится эта картина – нечто вроде гангстерского нуара.

Стив: Ты был великолепен. Я не просто так говорю, я видел его, был на показе, и фильм мне очень понравился, правда. Фанаты «Сопрано» должны его посмотреть. Думаю, они будут в восторге. Ты на самом деле занятный парень, друг мой. Немного