Жизнь его протекала в непрерывном веселье. Как по поводу охоты, так и без оного, в усадьбе постоянно околачивались дружки и гости сомнительного свойства, цеплявшиеся за малейшую возможность покутить за чужой счет. В роли хозяйки в усадьбе в 1780 году выступала Эмма Лайон и, по неподтвержденным сведениям, во время бесшабашных пирушек нередко танцевала на столе обнаженной. Этот постыдный период в ее жизни, однако же, прошел не без некоторой пользы, ибо она научилась отлично ездить верхом, обращаться с лошадьми и гончими псами и сверх того приобрела любовь к жизни в поместье и садово-парковому устройству.

Когда оказалось, что Эмма беременна, сэр Фэншо просто-напросто выставил ее за дверь. Единственное место, куда могла вернуться опозоренная девушка, был отчий дом в Гавардене, где ее всегда привечали и любили, невзирая на все прегрешения. Что же касается сэра Фэншо, то он продолжал прежний разгульный образ жизни, пока в 1825 году, когда ему уже перевалило за 70, не женился на главной молочнице поместья Мэри-Энн Баллок. К глубокому негодованию родни, помещик отказал в завещании все имущество жене-плебейке, что было расценено как явный признак старческого маразма. Опротестовать волю покойного не удалось, и леди-молочница Фэншо спокойно коротала свой век в поместье вместе с сестрой[50].

Итак, то ли в конце 1780, то ли в начале 1781 Эмма произвела на свет девочку, которую без особых затей также окрестили Эммой. С младенцем нянчилась прабабка, а юная мать проводила часы за сочинением жалостливых писем сэру Фэншо, в которых умоляла его вспомнить их былую любовь и позволить ей вернуться в Аппарк. Все письма остались без ответа, и вскоре Эмму охватила паника. Соседи смотрели на семейство Кидд косо, денег на прожитье не оставалось совсем. И тогда покинутой девушке пришла в голову мысль обратиться к мистеру Гревиллу, одному из приятелей сэра Фэншо, который частенько посещал поместье Аппарк и всегда, в отличие от прочих собутыльников хозяина, относился к ней с подчеркнутой учтивостью.

Чарльз-Фрэнсис Гревилл (1749–1809) был вторым сыном эрла Уорвика, каковое положение — как известно, среди аристократов главенствовало правило майората, — никак не позволяло ему обзавестись средствами, необходимыми для обретения приличного статуса в обществе, а главное — репутацией знатока искусства и минералогии, на которую он претендовал. Детство и юность, проведенные в замке Уорвик, обучение в Эдинбургском университете развили в нем честолюбивые устремления, которые никак не удавалось воплотить в жизнь за недостатком денег. Политическая карьера (с 1773 года ему достался один из двух избирательных округов палаты общин, расположенных в вотчине Уорвиков) также не имела перспективы при отсутствии солидного состояния. Выход был один — жениться на богатой наследнице, поэтому Гревилл ревностно оберегал свое положение родовитого холостяка. Он был в высшей степени лицемерен, эгоистичен и расчетлив.

Трудно сказать, что подвинуло его откликнуться на отчаянное письмо Эммы, возможно, ему в сердце все-таки запала ее красота и безыскусная манера поведения. Ободренная его письмом, Эмма излила свои чувства в поистине душераздирающем послании, где самым трогательным образом описала то безвыходное бедственное положение, в котором оказалась вместе со своей семьей. Гревилл любил окружать себя вещами, радующими взор, и ему пришла в голову забавная мысль оживить свой дом этой красавицей. Будучи по природе человеком крайне осмотрительным, он взялся за перо и сочинил Эмме длинное обстоятельное письмо с изложением всех тех условий, на которых она могла поселиться в его жилище.

Гревилл был готов взять ее под свое покровительство, т. е. сделать своей любовницей, если младенец будет отдан на воспитание на стороне, и выслать деньги на проезд до Лондона, тут же сделав оговорку, что она не должна тратить их на подарки для своей семьи. Ей также надлежало отказаться от слишком бурного проявления чувств, быть тише воды, ниже травы и беспрекословно повиноваться ему во всем, прилагая наибольшие усилия к тому, чтобы ничем не нарушать душевное спокойствие своего покровителя. Более того, она должна радовать его, совершенствуясь в образовании и манерах поведения. Эмма была согласна на все, лишь бы вырваться из мрачного, засыпанного угольной пылью Гавардена.

Гревилл поместил ее под фамилией мисс Харт вместе с матерью, миссис Кэдоган, и двумя служанками в небольшом доме в Паддингтоне, тогда деревне на окраине Лондона. Место было модным, ибо сочетало в себе блаженство существования на лоне природы и близость к центру светской жизни, району Мейфеэр. Сам он жил неподалеку в квартире, наполненной предметами искусства. При доме был огромный сад, ибо Гревилл ко всему прочему увлекался и садоводством. В саду имелась теплица, где он выращивал редкие экзотические растения. Средства Гревилла были ограничены доходом в 500 фунтов стерлингов в год, что было достаточно для элегантного холостяка с изысканными вкусами, но не позволяло выходить за рамки бюджета. Гренвилл вообще был довольно предприимчивым человеком и понемногу подрабатывал посредничеством в купле-продаже картин и прочих предметов искусства. В то время у англичан с тугим кошельком считалось хорошим тоном заниматься коллекционированием, и Гренвилл представлял собой нечто вроде агента своего дяди, сэра Уильяма Гамильтона, чрезвычайного и полномочного посла Великобритании при дворе короля Неаполя и обеих Сицилий.

Сэр Уильям со временем превратился в знатока и ученого, специалиста по античному искусству, собравшему прекрасную коллекцию. Он располагал обширными возможностями недорого покупать произведения искусства в Италии, а его племянник — сбывать их в Лондоне. Гревилл надеялся стать наследником своего бездетного дядюшки, и поддерживал с ним тесные отношения, ибо это могло содействовать исполнению его плана по женитьбе на богатой наследнице. С этой целью холостяк занял огромную сумму денег и затеял строительство роскошного дома в районе Портмен-сквер, дабы опять-таки поднять свое реноме.

Гревилл был совершенно черствым человеком, чуждым бурному проявлению чувств и насквозь пропитанным лицемерием английской аристократии, ставившей превыше всего соблюдение внешних приличий. Определенная степень безнравственности для мужчин считалась делом обычным, если она не преступала известных границ и наружно была облечена в респектабельные одежды, отличавшиеся безупречным вкусом. Хотя его связь с Эммой не была освящена законом, Гревилл почитал своим долгом относиться к ней с отеческой заботой. Этот ментор читал ей длительные наставления по манерам поведения, всячески давая понять, насколько ей далеко до такого образованного джентльмена с изысканным вкусом, как он. Эмма чувствовала это и прилагала все усилия к совершенствованию своего образования. С другой стороны, осознавая редкостную красоту своей спутницы, Гревилл хотел также чтобы она делала ему честь, как ценителю и знатоку прекрасного. Он давал ей достаточно денег на одежду, следя за тем, чтобы все предметы были подобраны со вкусом и к лицу молодой женщине. Гревилл уловил в ней артистические наклонности и стал развивать их, наняв учителей пения и игры на клавесине.