Улучшение отношения к воинственным тактикам — непростая работа, мы должны постепенно подводить людей к принятию ими более воинственных форм борьбы. Если единственный выбор, который мы можем предоставить, лежит между швырянием бомб и голосованием, почти все наши потенциальные союзники выберут голосование. И, хотя для принятия и применения людьми более опасных, смертельных тактик требуется преодоление большего количества культурных барьеров, эти тактики не могут быть поставлены на вершину некой иерархии. Фетишизация насилия не повысит эффективность движения и не сохранит его антиавторитарные качества.

Природой самого государства продиктовано то, что любая борьба за освобождение, вероятно, постепенно превратится в вооружённую борьбу. Сегодня многие народы уже вовлечены в вооружённую борьбу, чтобы освободиться прямо сейчас, включая иракцев, палестинцев, Иджо в Нигерии, некоторые из коренных народов Южной Америки и Папуа — Новой Гвинеи, и, в меньшей степени, антиавторитарные группы в Греции, Италии и других регионах. Пока я пишу эти строки, местные активисты, анархисты и профсоюзники, вооружённые лишь кирпичами и палками, удерживают баррикады в мексиканском штате Оахака против надвигающегося наступления военных. Некоторых из них уже убили, и, поскольку военные нападают снова и снова, им нужно решать, прибегать ли к эскалации тактик, чтобы увеличить свои возможности самозащиты, но рискуя при этом ещё худшими последствиями. Не скажу, что вооружённая борьба является идеологической необходимостью, но для многих людей во многих местах действительно становится необходимым свергнуть государство или хотя бы защищаться от него силой. Было бы прекрасно, если бы большинству не приходилось проходить через процесс вооружённой борьбы, чтобы освободить себя. Учитывая степень глобальной интеграции экономик и правительств можно с уверенностью сказать, что очень многие режимы могли бы легко рухнуть, если бы их ослабили расходящиеся волны мировой революции. Но некоторым народам придётся испытать вооружённую борьбу, а некоторым уже приходится, и будет непростительно, если наша революционная стратегия станет извлекать выгоды из уверенности в том, что другие народы должны умирать в кровавых конфликтах, а мы — оставаться в безопасности.

Протестующие пытаются спасти раненного из пистолета оператора. Позже он скончался в больнице, Мексика, 2006 г.

Нам нужно принять тот факт, что революция — это социальная война, не потому, что мы любим войну, а потому, что осознаём: текущий статус-кво является вялотекущей войной и вызов государству приведёт к интенсификации этой войны. Мы также должны принять то, что революция делает неизбежным межличностный конфликт, поскольку определённые классы людей наняты защищать централизованные институты, которые мы должны уничтожить. Людей, продолжающих обесчеловечивать себя, выступая агентами закона и порядка, нужно побеждать любыми необходимыми способами до тех пор, пока они не смогут больше мешать автономной реализации народом его нужд. Я надеюсь, что в процессе этого мы сможем построить культуру уважения к нашим врагам (многие не-западные культуры показали, что действительно можно уважать человека или зверя, которого ты должен убить), что поможет предотвратить чистки или возникновение новой власти, когда существующее государство будет побеждено. Например, можно считать приемлемым убийство более сильного врага (скажем, того, на кого нужно покушаться скрытно из-за опасности расправы со стороны государства), считать нежелательным убийство равного по силе (когда это может быть оправдано только в стеснённых обстоятельствах или при самообороне), и явно аморальным и презренным убивать более слабого (например, уже побеждённого).

Мы можем добиться успеха в своём революционном активизме, если будем стремиться к чистым, долгосрочным целям, но мы не должны забывать о краткосрочных победах. Люди должны выживать и получать заботу уже сейчас. Нужно признавать, что насильственная борьба против крайне могущественного врага, в которой окончательная победа может казаться невозможной, способна приводить к небольшим краткосрочным победам. Проигрывать битвы может быть лучше, чем вообще не сражаться; сражения воодушевляют людей и учат нас тому, что мы можем воевать. Ссылаясь на поражение в Битве у горы Блэр в Угольной войне 1921 г. в Западной Вирджинии, кинорежиссёр Джон Сейлс пишет: «Психологическая победа в те жестокие дни была, возможно, важнее. Когда покорённый народ понимает, что может дать совместный отпор, жизнь их экплуататоров уже никогда не будет такой комфортной».243

Смело сопротивляясь и черпая в этом внутренние силы, мы сможем двигаться вперёд, минуя малые победы, чтобы добиться окончательной победы над государством, патриархатом, капитализмом и господством белой расы. Революция необходима, и революция требует борьбы. Есть много эффективных форм борьбы, и некоторые из них способны привести к мирам, о которых мы мечтаем. Чтобы найти один из верных путей, нам нужно наблюдать, оценивать, критиковать, общаться и, прежде всего, учиться действуя.

236 Мне вспоминаются Хелен Вудсон и мой бывший соответчик Джерри Завада как идейные революционеры-пацифисты.

237 Хотя эта конкретная фраза — моё собственное перефразирование, сам довод часто звучит из уст ненасильственных активистов. Тодд Аллин Морман начинает свою статью «Революционное насилие и будущий анархистский порядок» указанием на то, что ни одна из насильственных революций в США, России, Китае или на Кубе «не привела к справедливому обществу, к свободному обществу или даже к „раю для рабочих“» (30).

238 Я сужу о мотивации ленинистов по целям и действиям их лидеров — будучи членами авторитарной организации, рядовые большевики явно придавали бо́льшую важность повиновению руководству, нежели своим личным наклонностям, хорошим или плохим. Цели и действия руководства ленинистов с самого начала включали в себя: улучшение и расширение царской тайной полиции, воссозданной как ЧК; насильственное превращение миллионов независимых крестьян в подневольных работников; блокирование прямого бартера между производителями; введение косной иерархии между оплатой офицерам и солдатам; кооптацию армии, во многом составленной из бывших царских офицеров; захват, централизацию и окончательное уничтожение независимых рабочих советов; заявки и получение займов на развитие от английских и американских капиталистов; торг и сотрудничество с империалистическими силами в конце Первой мировой войны; подавление активизма и публикаций анархистов и социальных революционеров; и так далее. См.: Alexander Berkman «The Bolshevik Myth» (London: Freedom Press, 1989), Alexandre Skirda «Nestor Makhno, Anarchy’s Cossack: The Struggle for Free Soviets in the Ukraine 1917–1921» (Oakland: AK Press, 2004), и Voline «The Unknown Revolution» (Montreal: Black Rose, 2004).

239 Подробное описание их движения см. в: Alexandre Skirda «Nestor Makhno, Anarchy’s Cossack».

240 В своей статье для полицейских стратегов «Прямые действия анархистов» Рэнди Борум и Чак Тилби указывают на то, что, хотя в некоторых случаях децентрализация оставила анархистов изолированными и более уязвимыми для репрессий, в целом очевидно, что децентрализация значительно осложняет внедрение в радикальные группы и их подавление. Коммуникация, координация и солидарность являются критическими компонентами выживания децентрализованных сетей. Borum and Tilby «Anarchist Direct Actions», 203–223.