Мягков: А вот — сводки отдела иностранных армий Востока генштаба сухопутных войск Германии, оценки нашего контрнаступления 1942 года: «С невероятной храбростью русские пробивались через узкие проходы, проделанные ими же самими в ходе боевых действий, но благодаря успешным действиям (тут перечисляются немецкие части) эти проходы удалось закрыть, а противника отрезать. Подводя итоги, нужно сказать, что противник имел смелый план операции, который был смело осуществлен. Однако русское командование переоценило возможности своих солдат и недооценило боевые способности наших. Наш фронт восстановлен, ожидается, что противник возобновит наступательные действия с целью скорее найти слабые участки, чтобы осуществить прорыв из окружения».

Мне думается, переоценка сил, которая произошла в ходе контрнаступления в начале 1942 года, сыграла недобрую службу войскам наших Западного и Калининского фронтов. В особенности тех нескольких армий, которые попали в окружение.

Гареев: Повторюсь, но если сравнить, сколько было боекомплектов под Сталинградом и сколько в этой Ржевско-Вяземской операции, — там просто было нечем операцию проводить!

— А вообще, был ли смысл держать столь крупные — исходя из общего количества наших сил и средств — силы на московском направлении? Может быть, своевременная переброска их на юг позволила бы избежать выхода гитлеровцев к Сталинграду?

Мягков: Многие историки говорят, что наша разведка в начале весны 1942 года определила, что немцы будут наносить главный удар опять-таки на московском направлении, и якобы не учла значение южного направления, куда Гитлер намечал нанести главный удар — на Кавказ и в район Сталинграда. Считается, что это был просчет Сталина, который переоценил значение немецкой группировки на центральном участке фронта и недооценил участок южный. Есть мнение, что всему причиной — немецкая дезинформация, план «Кремль», подготовленный весной.

Но ведь даже после Московской битвы группа армий «Центр» оставалась наиболее многочисленной группировкой немецких войск на советско-германском фронте. Недооценивать ее, ее потенциальные возможности — было бы достаточно опасно.

— А не получилось ли так, что эту потенциальную возможность, мягко говоря, несколько переоценили? Причем без достаточных на то оснований?

Мягков: Вот развединформация о визите японского посла в Берлине Хиросо Асимо на германо-советский фронт в августе 1942 года, которая была доложена Сталину. Посол передавал в Токио план немецких операций. В нем говорилось, что основной участок — это южный, главная задача: разгром армий Тимошенко, захват Кавказа и Сталинграда, а центральная группа войск — от Валдая до Курска — сковывает Советскую армию. Но при переброске больших сил Красной армии с центра на юг будет незамедлительно начато наступление на Москву. Немецкое командование и в конце лета 1942 года предполагало, что удар на Москву остается возможным и его можно начать в зависимости от операций, которые проводятся на юге.

Ржешевский: Вопрос о намерениях германского командования все-таки нанести основной удар в 1942 году на московском направлении у нас в достаточной степени не исследован. Зато он очень здорово исследован на Западе, там очень много публикаций об операции «Марс» — особенно обращает на себя внимание книга «Крупнейшее поражение Маршала Жукова», изданная в США.

Но очень многие косвенные сведения говорят, и это даже доказано, что совершенно не исключен такой вариант: Ржевская группировка немцев оставалась очень сильной, и они ее все время держали, несмотря на ожесточенные сражения на Юго-западном фронте и несмотря на Сталинградскую битву. Сейчас начинают появляться документы о вероятном ударе на Москву. Мне кажется, надо все это тщательно исследовать, и мы тогда получим более логическое объяснение всей операции «Марс», которая, может быть, не позволила противнику нанести этот удар. Но для этого нужно прежде всего глубокое изучение немецких документов.

Никифоров: В последние годы приходится нередко читать, что Ржевско-Вяземская операция проводилась напрасно. Мол, наши войска были обречены на поражение, поскольку операция была не обеспечена ни в оперативном, ни в материально-техническом плане. 33-я армия Ефремова и группа Белова чуть ли не сознательно были завлечены немцами в ловушку, которую они без труда захлопнули…

В этой связи хочу обратить внимание на монографию Михаила Мягкова. Судя по его выступлению, мне показалось, что он сам до конца не осознал значимость тех немецких документов, которые ему удалось привлечь в своей работе. Он посмотрел на битву под Москвой с немецкой стороны, и эти документы, как мне представляется, показывают, что для немцев в тот момент ситуация была воистину критической: стоило им допустить одну ошибку, какому-нибудь генералу дрогнуть или Гитлеру разрешить отход — где-то, условно говоря, проколоться, и исход сражения мог быть иным. Чаша весов могла склониться и в нашу сторону. Они предприняли чудовищные усилия, чтобы не допустить разгрома группы армий «Центр».

Вот немецкий историк Вейнгарт писал: «Несмотря на все меры, принимаемые Гитлером, ОКХ и Клюге, группу армий [«Центр»] нельзя было бы спасти, если бы ей противостоял сильный, умеющий использовать свои преимущества противник».

— И вы согласны с таким обвинением в адрес наших войск и их командования?

Никифоров: Нет. Почему мы не обращаем внимания на условия, в которых протекало наше зимнее наступление? Когда речь идет о неудачах немецкого наступления под Москвой, то обсуждается, насколько немцам помешали морозы, распутица, насколько они задержали их продвижение и т.д. Наши войска наступали в еще более худшей ситуации — тяжелейший снежный покров затруднял снабжение, увеличивал потери наших войск — и, может быть, где-то здесь сил и не хватило?

— Ну а что, как вы думаете, помогло в этой ситуации немцам?

Никифоров: Гитлер объявил, что Ржев — ворота Берлина и надо напрягать все силы, чтобы ни в коем случае не допустить разгрома группы армий «Центр». За счет чего ему удалось спасти положение? За счет привлечения сил не только Германии, но и всей Европы. Отправляясь на фронт, немецкий рабочий оставлял свой станок — и его заменял какой-нибудь француз, бельгиец, голландец… Швейцария хоть и нейтральная страна, но она поставляла Германии какую-то высокоточную технику.

А если говорить о самой германской армии, то достаточно, думаю, сказать, что из всех соединений элитных, как сейчас говорится, войск СС только немногим более половины были укомплектованы одними лишь немцами и фольксдойче. В остальные набирали добровольцев из Бельгии, Голландии и т.д.

Если подводить итоги дискуссии, то представляется, что Великая Отечественная война могла закончиться и в 1942-м… Ведь как бы ни были мудры и продуманны планы одной из воюющих сторон, другая сторона стремится ее переиграть, а потому в военном искусстве никогда не может быть стопроцентной гарантии успеха. История Великой Отечественной войны — особенно ее первых лет — хранит еще немало загадок и требует самого тщательного, всестороннего и беспристрастного изучения, введения в научный оборот большого количества документов, хранящихся как в наших, так и в зарубежных архивах. Правда о событиях крупнейшей в истории человечества войны, о неизбежном крушении очередных планов мирового господства особенно важна нам сегодня, когда на планете исподволь идет установление «нового мирового порядка» в интересах одной державы. Все это мы уже проходили. Вот, пожалуй, главный вывод, к которому пришли участники заседания нашего «круглого стола».