Святые верили во что-то превосходящее их смертные тела и жалкие души. По сути, это была не разбойничья банда, а настоящая секта из тех, что запрещены в цивилизованном мире.

Впрочем, все эти мысли пробежали в его голове, оставив одну лишь пустоту, а время для размышлений подошло к концу – враг практически до него добрался.

Однако совсем бесполезными эти мысли не были: теперь он твердо знал, что бежать некуда, а просить пощады бессмысленно. Словно загнанная в угол крыса, он приготовился продать жизнь как можно дороже. И несмотря на то, что его ладони вспотели, он не почувствовал страха и сомнений, когда перед ним возник первый Святой, обжегший его испепеляющим взглядом из-под деревянной маски…

Фанатик приготовился что-то крикнуть и занести для удара кривой палаш, но все слова застряли в горле, когда нечто, ударившее снизу, смяло его гортань. Глаза под маской расширились в немом ужасе, следя за металлической палицей, с кончиков которой капала кровь, но утратили интерес и погасли, как только из них ушла жизнь.

Под ноги Сэта упало первое тело, но на холме уже возникло пятеро новых противников.

Не теряя впустую и мгновения, Сэт, словно на уроке физкультуры в Академии, метнул тяжелую булаву, точно спортивную гранату. Вращающийся металлический снаряд угодил в лицо ближайшего бандита, мгновенно убив и отбросив его тело на бегущих за ним фанатиков.

Сэт не преминул воспользоваться заминкой. Вырвав палаш из руки распростертого у ног тела, он скинул со спины держащийся на ремне щит и почти мгновенно надел его на левую руку. И вовремя!

Удар двуручного топора свалился на него словно снег на голову: не замечено подобравшийся Святой был одет в монашескую рясу и обладал более чем двухметровым ростом. Если бы не подставленный в последний момент щит, начавшийся бой был бы завершен излишне скоропостижно, но так у Сэта появился шанс… Шанс перед смертью убить еще парочку врагов.

Удар топора пришелся на верхний край щита, но силы, приложенной Сэтом, оказалось достаточно, чтобы не дать ему отклониться. Вместо этого массивное лезвие разрубило металлический обод, словно ножом разрезало первую продольную доску составляющую «тело» щита и раскололо вторую, едва не добравшись до запястья Сэта.

Однако, несмотря на всю отдачу от богатырского удара, Сэт молнией высвободил руку из креплений щита и змеей скользнул к ничем незащищенному боку громилы. Палаш сверкнул в лунном свете и окрасился кровью – третий Святой упал на колени, проживая последние мгновения, а Сэт уже дрался с четвертым и пятым.

Лишенный защиты, он почти сразу пропустил скользящий удар кинжала, но смог задеть артерию подмышкой одного из нападавших и уколоть в живот другого, тем самым выводя их из игры прежде, чем вторая группа достигла вершины холма.

Понимая, что шансы выстоять с палашом против целой группы ничтожны, он совершил излюбленный прием, метнув оружие в ближайшего противника, тем самым выигрывая время на то, чтобы подобрать иной трофей.

Однако в этот раз результат был не столь выдающимся: мало того, что бросок палаша оказался неудачным и был с легкостью отбит каким-то меченосцем, так к тому же подобранное оружие вызвало закономерное опасение. Как только он оторвал от земли двуручный топор, то в полной мере осознал, что совершенно им не владел – он никогда не использовал топоры в играх, а учиться в бою было по меньшей мере безрассудно… Тем не менее, выбора не было – отведя голову топора максимально вправо, он разбежался и атаковал.

Эта атака была самоубийственной. Любой опытный мечник, видя, что топор абсолютно точно обрушится на него с левой стороны, шагнул бы вперед и вправо. Таким образом, он ушел бы от могучего, но бездумного удара и оказался подле незащищенного бока противника или даже мог зайти ему за спину…

Вот только хвала Стенам, опытных воинов среди Святых не оказалось. Враги Сэта предпочли держать глухую оборону и задавить числом, а не умением. Топор обрушился на подставленный щит, отклонил его и впился в плоть незадачливого фанатика.

Шаг вперед – освободившийся от плоти топор обрушивается обратной стороной на не успевшего среагировать щитоносца. С воплем, в котором Сэт уловил «Сантана», очередной оборванец в тряпичной маске бросился на него в лобовую. Парные клинки просвистели у лица, а потом оставили на локте костюма алую полосу. В следующее мгновение Сэт оторвал топор от предыдущей жертвы и послал его в обратную сторону. Он почти не почувствовал сопротивления, когда обоюдоострое лезвие распороло грудь противника.

Моля богов и демонов о том, чтобы захлебывающийся собственной кровью оборванец умер раньше, чем сообразил отомстить обидчику, Сэт развернулся к нему спиной и лицом к лицу встретил двух оставшихся врагов.

Он еще успел увидеть, что один из них вооружен массивным двуручным мечом, а в руках другого простая рогатина, как что-то длинное и широкое обрушилось сверху, грозя разрубить его надвое.

Гораздо позже Сэт осознал, что лезвие двуручного меча упало на подставленное древко – он даже припомнил, как покачнулся и едва не потерял равновесие. Давление меча было невыносимым, глаза под маской сверкали лютой ненавистью, шея противника вздулась от напряжения. Самым плохим было то, что второй фанатик, перехватив поудобнее рогатину, принялся обходить застывших в немом исступлении воинов, чтобы спустя несколько секунд вонзить свое нехитрое оружие в бок Сэта…

Понимая, что времени на раздумия нет, Саймон рванул влево и, чудом увернувшись от меча, изо всех сил ударил обухом топора в голову противника.

Услышав треск, он переключил внимание на оставшегося врага, который нерешительно замер, направив на него дрожащую рогатину.

– Десятый! – воскликнул Сэт и одним ударом разрубил рогатину и снес сектанту голову.

Саймон Сэт выдержал суровый бой, но для радости не было причины: новые группы поклоняющихся демонам сектантов уже взобрались на холм – затравленно оглядевшись, он насчитал более двух десятков окружающих его врагов.

– Это конец? – спросил он себя. – Впрочем, неважно. Я не сдамся без боя.

Он вновь метнул топор и наклонился к лежащему у ног двуручному мечу…

Боль, адская, всепоглощающая боль – для Сэта весь мир сжался до ее размеров. Он горел изнутри, тело разрывалось, будто кто-то беспрестанно жалил внутренности раскаленной кочергой. Но всего хуже была паника от осознания того, что вместе с выходящей кровью из него утекала жизнь.

Всю свою сознательную жизнь, он считал себя мессией, которой предначертано дать миллионам людей надежду на счастливую жизнь. Но вместо того, чтобы спасти эти миллионы, он скалился от боли, лежа в собственной крови. Разочарование впустую растраченной жизнью было хуже мысли о неумолимо приближающейся смерти.

Жизнь оказалась пустой. Все его старания и страдания прошли для мира незамеченными. Он пролил столько своей и чужой крови, убил стольких людей на этом холме – все это было бессмысленным. Все мечты и желания оказались напрасными. В далеком отсюда Городе, окруженном исполинскими стенами, люди и впредь будут страдать и умирать от ядовитого тумана.