Ты мне не бог, луна. Чего ты ждешь, луна?..

Отходим недалеко — аккурат туда, где некогда Маздон оборудовал свое ночное лежбище. Тихая такая долинка… Маздон сейчас далеко — мирно спит в своей камералке.

Дальше — тропинка, черные ряды сараев, пустая Эстакада… В глазах у Светы что-то странное. Лунные блики играют на стеклах очков. Смеется — негромким дунным смехом.

Змеиный год на дворе.

Очки падают в траву. Вслед за ними неслышно скользит штормовка, и я с запоздалым сожалением вспоминаю о сигаретах, оставшихся в кармане. Помнутся, жалко.

…Лунный свет на руках, лунный свет на губах, лунный свет на лице, лунный плеск в ушах, лунный, лунный, лунный…

Правды некуда деть — добродетель пресна. Слишком долго терпеть ради вечного сна. Херсонес! Херсонес! Ты отверг добродетель. Здесь руины теперь. Участь грешных ясна.

Пачка уцелела, целы и спички. Правда, потерялись очки, но после минуты поисков они возвращаются на законное место. Что ж, курим… Жаль, конечно, что без фильтра. Ничего, в конце концов, в городе можно прикуцить пачку болгарских…

Над нашими головами те же созвездья, что грели меня вчера возле умирающего костра. Странно, это было только вчера! Херсонесское время — вещь дискретная. Да, Свет, мы аккурат с гор, если хочешь, могу дорассказать то, что Борис не успел. Вот там и вправду было холодно…

Странно, по моим расчетам ночь должна уже давно кончиться. Впрочем, сна

— ни в одном глазу. Но все-таки как здесь ни мило, однако даму пора провожать Домой, дабы успеть и самому соснуть часок или даже полтора, если повезет.

В предрассветных сумерках ее лицо кажется со-Ршенно обычным — усталым, слегка помятым. Говорить не о чем, из обычной вежливости предлагаю встретиться где-нибудь в городе, скажем, у почтамта, что на Бэ Морской, в шесть, запоздало понимая, что в такую жару ехать в Себасту — истинная пытка. Спать, спать, спать… Хорошо, что Древняя рядом — спуститься к воротам, затем триста метров по асфальту…

…Ты не нужна мне, чужачка, это все лунный свет, чужачка, ты не узнаешь меня, чужачка, ты все забудешь, чужачка, я все забуду, чужачка…

Так, можно ползти домой. Где-то на задворках души непрошеная кошка чуть-чуть, еле слышно, скребет лапкой, но об этом не стоит думать, ночь позади, а еще древние римляне говорили, что .нет ничего хуже памятливого собутыльника.

А вот интересно, кого мне Лука секундантом пришлет? Не иначе Буратину. Поскольку выбор оружия за мной, выберу кирку, ее Лука уже год в руках не держал, справлюсь как-нибудь.

Однако, еще не доходя до крыльца, начинаю понимать, что вызова со стороны тюленя не последует —по крайней мере, в обозримом будущем.

…Недвижное тело покоится на лежаке, вытащенном нашими соседями во двор. Впрочем, покой этс относителен — время от времени тело взбулькивае подергивается, похрюкивает. Окружность в радиусе полутора метров, да и сам лежак, носят наглядные доказательства того, что герой пал не сразу, и поистине тяжка была его борьба…

Буратино сидит неподалеку, со стоическим видом попивая чаек. Эге, а это как раз то, что сейчас нужно!

Ну-ка, сбегаем за кружкой…

Наш деревянненький хмур и недоволен. Все-то мы — люди несерьезные, жить не умеем. А ему уже сорок четыре. И жить он умеет. А жену все равно выгонит!..

Две пустые банки из-под желтого чудовища, стоящие рядом с тюленем, вместе с комментариями Буратины, проясняют картину агонии. Тюлень не оплошал» правда, пришлось прибегнуть к помощи ночного сторожа в каком-то магазине. Увы, пить им пришлось вдвоем с Буратиной. Мне, само собой, были обещаны кары земные и небесные, однако утешился наш тюленчик удивительно быстро. Но потерял бдительность и был погублен Змием. Добро еще Зеленым, так ведь — Желтым…

…Желтое чудище обло, озорно, стозевно, желтое удище наземь Луку повалило, страшное! Рухнул рой — и взгремели пустые бутылки… В голосе Буратины — печаль. Лука негромко поxрюкивает в такт рассказу…

Мало выпили — итожит Буратино. Не спорю — можно было бы выпить и больше. Ну, все еще впереди.

Борису тяжко. Он, конечно, не может позволить себе не встать, даже не вздохнет лишний раз, но вид имеет глубоко несчастный. Но он-то хотя бы поспал, а вот у меня будет видок… То есть не будет, конечно, уже есть. Да, мрачное утро, даже кофе сквозь зубы пьется. Ладно, пора кончать волынку, погуляли… Та-а-ак, кепка, сигареты, спички, планшет, рейка. Ну, вперед, труба зовет! Поползли!

…Во рту эскадрон ночевал — буденновский, гусарский, кирасирский, уланский, пикинерский, мамлюкский, драгунский. Ночевал, ночевничал, не стеснялся…

У сараев тихо — молодая гвардия и не думает вставать. Видать, не мы одни этой ночью веселыми ногами скакаша и плясаша. Володя, Славик, ау! Вставайте, золотые, вставайте, бриллиантовые, ждем вас, не дождемся.

Догоняйте!

…Д. появляется встрепанный, мрачный, жалует— на то, что проспал, затем стреляет у меня сигарету, и мы долго курим, стараясь не глядеть на нахальных ек, оккупировавших стены наших раскопов. Наконец приползают наши зомбиобразные подчиненные.

Д. кривится, словно от зубной боли, но делать нечего.

Приступаем.

Володя, Борис, прошу в яму! А землица-то мокренькая. Да, Борис, водичка близко. Экая мерзость!.. Ну, золотая рота, будем выгребать…

Дневник, археологических раскопок Портового района Херсоней.7990 г.

Лист 17. …Продолжили вскрывать первый штык 6-го слоя пом. 60-а. Характер слоя прежний, однако в нижней его части проступает новый песчаный слой. Встречаются крупные известняковые камни, некоторые со следами грубой обработки. Очевидно, камни использовались для укрепления фундамента Казармы.

Находок мало. Встречаются небольшие фрагменты кухонной посуды, некоторые со следами гари. Найдена ножка эллинистической амфоры (синопская, II в. до н, э.). По-прежнему встречаются фрагменты чернолаковой посуды, в том числе две ручки чернолаковых канфаров, ручка крупного сосуда и фрагмент дна (III в. до н. э.)…

Ближе к полудню, когда жара вступает в свои права и тень в раскопе ползет под юго-восточную стену, становится совсем невмоготу. Остальным, впрочем, не легче — не иначе, весь личный состав экспедиции совершал этой ночью двенадцать Геракловых подвигов. Да, штормит нас, штормит… Мучает соблазн махнуть на все рукой и отправиться по домам, тем более что грязюка, ползущая из-под кирок, не способна вдохновить даже желторотого Славу. Но нельзя, нельзя, не то совсем разопсеют! Нет уж, стой под солнышком, мучайся, будешь знать, как по ночам шкодить!..

Положение спасает мрачный Д., решительно заявивший, что нам с ним надо обязательно зайти в ка-мералку, а затем к нашим сараям, где так хорошо сидится в тенечке. Приказ есть приказ. Борис, оставайся за старшего и обязательно… Впрочем, не обязательно.

Ну его все!..

Мы с Д. еще не успеваем скрыться из виду, а весь трудовой люд — затылком чую! — уже ставит инструмент аккуратненько к стеночке, а сам поудобнее располагается в тенечке. И слава богу! Больно уж день сегодня такой… Геофизический.