Когда просьба была наконец изложена, «незнакомец» поднялся со своего места и кратко и твердо ответил, что никому не помогает.

– Я отвечаю только за себя, – ответил он. – И не беру на себя обязательств. Чужие ошибки – не моя забота. Сожалею.

Джулиус встал и подошел к окну, давая понять, что разговор окончен и тема для него закрыта. Он закурил, постукивая пальцами по подоконнику и терпеливо ожидая, пока тесть придет в себя, а тот, схватившись за ручки кресла, невидящим взглядом смотрел на причудливый узор на ширме.

Наконец Уолтер Дрейфус поднялся и какое-то время стоял, пошатываясь на нетвердых ногах, словно лунатик, – потрясенный, изумленный.

– Прости меня, – сказал он, протягивая руку Джулиусу. – Было совершенно неправильно с моей стороны просить тебя.

Далее он сказал несколько приличествующих фраз о том, что уже поздний час и он задерживает Джулиуса. Нет, он не хочет, чтобы Джулиус велел Муну вызвать кеб, он сначала немного пройдется.

– Пожалуй, не буду тревожить Рейчел, – сказал он. – Поцелуй ее за меня перед сном. И извинись за мое молчание за ужином, скажи, что это от усталости.

Он медленно спустился с крыльца – на плечах кое-как наброшенный плащ, в руке шляпа – и шагнул в темноту. Джулиус поежился – ночь была холодная. Вернувшись в приятное тепло холла, он растер ладони. Напольные часы торжественно и умиротворяюще пробили одиннадцать. Джулиус поднялся наверх к жене и пылающему огню в очаге гостиной.

– Отец плоховато выглядел, – сказала Рейчел. – Я так за него беспокоюсь. Он правда потерял все деньги? От маменьки мне не удалось добиться ничего вразумительного. Он говорил с тобой об этом?

– Упоминал.

– Зря, конечно, он принимает все так близко к сердцу. Сейчас много кто из его друзей теряет деньги из-за этой войны. Он не один такой. К тому же он ведь знает, что ему просто надо прийти к нам…

– Подбросить еще поленьев или пойдем спать?

– Спать, любовь моя. Очень хочется спать. О дорогой, бедный отец! Надо было мне спуститься и проводить его и поцеловать на прощание.

– Лучше меня поцелуй, Рейчел. Ты так красива сегодня.

Когда утром пришел Эндрю Дрейфус, руки у Рейчел были заняты цветами для гостиной.

– О Энди! Как приятно тебя видеть! – крикнула она ему с лестницы. – Погоди минутку, я только цветы в воду поставлю.

– Отец застрелился, – произнес Эндрю. – Нас ждет кеб.

– О! – воскликнула Рейчел. – О Энди!

Она выронила цветы, запачкав платье грязью со стеблей, и ухватилась за перила – в это страшное мгновение опершись на них, как на плечо утешителя и друга.

– О Энди! – повторила она, глядя на брата невидящим взором.

Осознав, что весь этот кошмар происходит наяву, она сказала:

– Надо скорее ехать к маменьке.

Ей тут же подали шляпку и пальто, и, опираясь на руку брата, она села в кеб. По щекам ее катились слезы.

– Он не пришел домой вчера, – рассказывал Эндрю. – Мы не беспокоились, думали, он остался у тебя, а утром его нашли в конторе. Он застрелился… Рейчел… в сердце… навылет. Я видел его там… никогда не смогу забыть…

– Я не поцеловала его на прощание, – ответила она. – Никогда себе этого не прощу… Я не поцеловала его на прощание! Джулиус его провожал, было почти одиннадцать. О Энди, что теперь делать?

– О чем Джулиус с ним говорил? Ты спрашивала? – сказал брат.

– Нет, мы сразу пошли спать. Джулиус сказал, что отец устал. А я не поцеловала его на прощание. Энди, дорогой, он, наверное, поехал прямиком в контору…

– Ты не виновата, Рейчел, не плачь – а то я тоже заплачу, черт, как больно… Надо взять себя в руки ради матери.

– Где Уолтер?

– Остался в конторе, а я поехал за тобой. С матерью сейчас тетя Наоми. Надо просмотреть все бумаги, фирма разорилась. Мы с Уолтером знали. Наверное, это разбило отцу сердце – он думал, что не сможет смотреть нам в глаза.

– Но мы бы помогли, Энди, зачем ему было так поступать? Почему он просто не попросил Джулиуса?

– Не знаю, – сказал Энди.

За Джулиусом послали в контору на Стрэнде. Он уже ждал их на Портленд-плейс. Рейчел бросилась к нему.

– О дорогой, – рыдала она. – Это так ужасно, ну почему это случилось? Он ушел от нас и, наверное, отправился сразу в контору… совсем один… о, ну почему, почему мы ничего не сделали?

– Тебе лучше пойти к матери, – сказал Джулиус. – Привет, Эндрю. Я поеду с тобой в Сити. Нет смысла здесь сидеть.

Они сели в кеб.

– Не ожидал я такого от вашего отца, – сказал Джулиус. – Полагал, у него больше мужества.

– А разве не мужество нужно, чтобы выстрелить себе в сердце, в полном одиночестве, ночью?

– Сомневаюсь, – сказал Джулиус. – Разве что после бутылки виски.

– Я уважал отца больше всех на свете, Джулиус, это страшный удар для меня. Не могу понять, почему он так поступил.

– Полагаю, у него были свои причины, или он думал, что они есть.

– Он просил у тебя помощи вчера?

– Да.

– И ты отказал?

– Да.

– Я так и думал, только Рейчел не стал говорить. Осознаешь ли ты, что именно ты убил моего отца?

– Не глупи, Эндрю. Каждый сам хозяин своей судьбы.

– Не знаю ничего про судьбу, знаю только, что отец мертв из-за тебя. Убил бы тебя, да не могу из-за Рейчел. – Отвернувшись к окну, он затрясся в беззвучном плаче, слезы обжигали ему лицо. – Придется сказать Уолтеру.

– Да хоть всему миру, – пожал плечами Джулиус. – Это уж не мое дело. Ваш отец мог поразумнее распорядиться своей жизнью.

– Ты бесчувственен. Боже, Рейчел – его дочь, о ней ты не подумал?

– Рейчел я сразу сказал: «Я женюсь на тебе, а не на твоей семье, никогда об этом не забывай». Вот сигарета, Эндрю, и возьми себя в руки. От этого разговора толку нет. Вашего отца не вернешь.

Крах фирмы Дрейфуса и самоубийство владельца вызвали кратковременный переполох на бирже и определенный интерес у публики. Самоубийство, разумеется, объясняли разорением. Никто не подозревал, что трагедии можно было избежать. Братья, повинуясь некоему безотчетному чувству, хранили молчание ради сестры, однако смерть Уолтера Дрейфуса закономерно повлекла за собой и разъединение семьи. Через десять дней после похорон Эндрю завербовался рядовым в армию буров и погиб в битве при Падерберге[45] в феврале. Новый удар окончательно состарил Марту Дрейфус. Дом на Портленд-плейс продали, и она поселилась в глухой деревне вместе с сестрой, старой девой.