Уехав с Анной с места засады, они никак не могли оторваться от преследования, но выкрутились. В одном из сел водитель притормозил, и девушка с Николаем Ивановичем, выскочили, а автомобиль поехал дальше. Как стало известно чуть позже, парень все же не смог уйти и погиб, его расстреляли на одном из постов. Кузнецов же с Анной спокойно укрылись в селе и, когда немцы его проскочили, ушли в лес. Вот так мы сделали сразу столько дел, а планировали, казалось, совсем другое. Потери и у нас, к сожалению, были большими. Из группы засады на окраине Ровно, где уработали Бербока, в живых остался лишь один парень, получив несерьезное ранение, он смог уйти, остальные погибли, но в плен не попал никто. Кузнецов с Аней вообще отделались лишь усталостью, им пришлось преодолеть на ногах путь до отряда, а это сейчас очень далеко. Медведев ушел на север на сотню верст, а по пятам шли немецкие солдаты, вот-вот, скорее всего, там произойдет решающий на данном этапе бой, почти как в известной мне истории. Все это радовало и огорчало одновременно. Пугала неизвестность с гестапо и невозможность говорить. В отсутствие речи, на удивление, гестаповцы поверили, проверили, конечно, как без этого, даже врача своего на меня натравили, но я только плечами пожимал. Хотели заставить писать, но тут вдруг помог их собственный врач, заявив, что это они всегда смогут сделать, надо дать возможность мальчику, мне то есть, прийти в себя, а вдруг все пройдет и я начну говорить? Нужно лишь время. И, оставив охрану или надзирателя, не знаю точно, гестаповцы убыли.

Обо всем, что тут происходило, пока я валялся в отключке, стало известно благодаря подполью, которому, кстати, теперь тоже не позавидуешь. Врач рассказал, что сейчас в городе идут уже не чистки, а сплошные расстрелы и беспредел. Немцы, понимая, что вот-вот предстоит топать обратно на запад, и так были злыми, а тут убийство рейхсминистра. Получив карт-бланш от фюрера, новый гауляйтер устроил массовые облавы и расстрелы. Очень, очень много людей погибло в этом котле, поневоле задумаешься, а стоило ли того наше вмешательство? Да, все понимаю, но, может, в той, известной мне истории не зря у Кузнецова ничего не получилось с Кохом? Может, благодаря этому погибло меньше, чем сейчас? Эх, лучше об этом не думать, иначе все невинные жертвы придут ко мне во сне, ведь это именно я виноват в том, что здесь сейчас происходит. Мы вроде как отомстили, но из-за этого случились новые жертвы. Это как при наступлении в населенном пункте, долбят все, со всех сторон, но никто потом не укажет, сколько мирных попали под раздачу. Война…

Немцы торопились. Как-то незаметно прошел декабрь, и в первых числах января обо мне вспомнили наконец. Так-то они и раньше приходили, и допрашивать пытались, но без огонька, я так понял, зацепок на меня у них просто не было, вот и не давили. Так, все допросы вполне можно назвать простым дознанием, с меня сняли показания, несколько раз уточняли, вновь не один раз, ну и оставили в покое, лечиться. Да, речь вернулась, и все стало, как ранее, иногда, правда, заикаться начал, но почему-то только на немецком, смешно даже.

Я отдыхал, никто не трогал довольно продолжительное время, но вот сейчас пришли и потребовали собираться. Меня это вообще никак не обрадовало, фронт-то рядом, вот-вот Ватутин ударит, и Ровно, и Луцк будут взяты Красной армией, а тут меня куда-то хотят увезти. Врач, давно ставший для меня родным, переживал и хотел даже вывезти меня ночью, но госпиталь сильно охраняли, тут ведь и немцев раненых хватает. Более того, пока я валялся в госпитале, в городе начался кромешный ад. Подпольщики всех мастей открыли настоящий сезон охоты на немецкое отребье, собирающееся здесь, в Ровно, для эвакуации на запад. Взорвали вокзал, пару ресторанов, гостиницу, убиты и покалечены не одна сотня офицеров и солдат вермахта, вот это размах! Наших, конечно, погибло очень много, но люди идут и идут на такие поступки, движимые местью за родных и Родину, не думая о себе. А немчура уже побежала, это видно, самые умные осознали, что их ждет. Бегут крысы, набивают чемоданы барахлом, награбленным в нашей стране, и бегут. Но полиция, гестапо и прочие жандармы не перестают лютовать. Даже, если хотите, еще хуже стало, участились расстрелы мирных граждан, сам не видел, но слышал, что вывозят целыми грузовиками. Твари! Как мне все это надоело…

Первым делом я оказался в комендатуре, где получил… Форму. Мать моя женщина, они меня что, на передок решили забросить? Нацистская форма, явно сшитая не на меня, а просто подобранная как самая маленькая, сидела на мне мешком… и бесила. На кителе как положено, уже были размещены все нашивки за ранения, а также знак Железного креста. Эх, так ходить в немецком тылу было бы неплохо, вон рядовые даже застывают, когда я мимо иду, нравится, но вот сама суть этой формы раздражала. Но прямо сейчас она мне реально помогала, ибо избавляла от грубости. Меня уже не пнешь просто так, ради удовольствия, немцы хоть и видят мальчишку, но вид на мне формы и наград их как-то дисциплинирует, что ли.

–Унтер-офицер, вы командируетесь в Кенигсберг по приказу командования абвера,– новый начальник комендатуры, майор Шебе, прочитал по бумажке приказ.

–К какому числу я должен прибыть?– поинтересовался я, не просто так, нужно ведь передать своим все, что узнал.

–Вы будете отправлены туда на самолете, поэтому вас доставят и нет нужды добираться самому,– четко и даже с уважением в голосе отчеканил майор.– Вам все понятно? Вы должны быть счастливы, что летите вот так, многие офицеры дорого заплатили бы, чтобы занять ваше место.

–Когда самолет?– не влезая в диалог, спросил я.

–Завтра утром. Если вам негде переночевать…

–Я живу на квартире, соберу вещи, а завтра прибуду сюда. В котором часу отъезд?

–В шесть. Можете назвать адрес, за вами заедет машина.

–В этом нет необходимости, квартира совсем рядом и вещей у меня немного, буду в шесть.

–Отлично. Да, унтер-офицер, зайдите в оружейную, вам выдадут оружие, в городе неспокойно, учитывая то, что вы боролись с подпольем, есть угроза захвата. По этой же причине я рекомендовал бы вам взять сопровождение.

–Господин майор, если мне что-то угрожает, то позвольте спросить, зачем агента, весь смысл работы которого в скрытности, заставили надеть форму?– спрашивал я серьезно, ну мешает она мне, мешает, в гражданке я обычный мальчишка, хоть и высокого роста с крепким телосложением. Но как отказаться?

Блин, противоречие на противоречии. Без формы – задолбают проверками, в форме – как елка новогодняя. Дела…

–Таков порядок,– тут же ответил майор, но, как я заметил, не очень уверенно.– Вы можете пока снять ее, но прибыть в управление абвера в Кенигсберге вы обязаны по всей форме.

–Хорошо, так и сделаю. Разрешите быть свободным?

–Идите, унтер-офицер.

Аудиенция закончилась, и я выдохнул. Так, самому мне эту задачу не решить, нужно срочно выйти на связь с отрядом, но ее нет, да и что может решить Медведев? Все очень сложно, Сталинград, Ровно, это все куда ни шло, но в Кенигсберг… Это ж логово абвера, там самая крупная школа, и то, что меня готовили в Германии, а не в будущем Калининграде, объяснялось тем, что детей в начале войны немцы готовили именно в Германии. Даже последние мальчишки, которых я сдал партизанам, прибыли ко мне из Польши, но не из Кенигсберга.