нечеловеческой мощи, но даже в броне Юсупов был чуть ли не втрое меньше своего гигантского противника.

Схватка давалась ему нелегко. Сказывались и возраст, и усталость: даже колоссальный запас энергии рано или поздно заканчивается, и сейчас Талант вычерпывал последнее. После очередного удара когтистой лапищи ледяной щит рассыпался, а новый оказался раза в полтора меньше предыдущего. Рогатый снова плюнул огнем, целясь в беззащитную голову, обил плечом неуклюжий выпад, а потом развернулся на месте. Длинный и неожиданно тонкий для такого гиганта хвост со звоном хлестнул Юсупова по ногам, зацепился и рванул, опрокидывая того на землю.

Грохот, наверное, было слышно даже на том берегу Невы. От удара о кресты во все стороны полетели осколки — похоже, владельцу уже не хватало сил удерживать ледяную броню единым целым.

Надо бы помочь.

— Эй, коза стероидная! — заорал я, прыгая через чью-то могилу. — Слышишь меня⁈ А ну — лови!!!

Прут с могилы взмыл в воздух и, неторопливо крутанувшись пару раз, почти до середины вошел Рогатому чуть выше глаза. Тот недовольно рявкнул и смахнул лапой кусок металла, который для него вряд ли был чем-то серьезнее мелкой занозы. Но цели своей я добился: тварь отвлеклась от поверженного на землю Юсупова и теперь неторопливо разворачивалась ко мне. Только вместо того, чтобы пуститься в погоню, она вдруг застыла и с хрипом начала втягивать в себя воздух. Огромная пасть распахнулась, и я увидел, как глотка понемногу наливается алым светом.

Где-то внутри Рогатого снова разгоралось пламя.

— Да твою ж…

Я едва успел рухнуть на землю и откатиться за могилу, над которой каким-то чудом уцелела плита. Только это меня и спасло: вокруг с ревом бушевал огонь, а я изо всех сил вжимался лопатками в теплый камень. Жмурился, слышал, как трещат от жара мои волосы — но все-таки оставался невредимым.

Пока не раздался топот, и спасительно укрытие не разлетелось от удара. Меня отбросило шагов на пятнадцать. Внутри что-то хрустнуло, и вся левая половина тела онемела, будто туда вкололи лошадиную дозу лидокаина. Пожалуй, даже к лучшему: сумей я почувствовать боль — точно бы отключился. Но сознание пока работало, и я использовал уцелевшие конечности по полной. То есть, удирал: пытался отползти, скрыться, забиться в какую-нибудь щель между могилами, закопаться в землю — что угодно.

Хриплое тяжелое дыхание обожгло все тело целиком, и я кое-как перевернулся, чтобы встретиться взглядом с Рогатым. На мгновение показалось, что в сияющих пламенем глазах появилась мысль. Не злоба, не голод, а самое обычное любопытство. Величайший из порождений Прорывов, конечное звено а любой из существующих пищевых цепочек уже без спешки наблюдал за крохотным созданием, посмевшим бросить ему вызов… Впрочем, научного интереса надолго не хватило. Тварь снова распахнула пасть, явно примериваясь проглотить меня целиком.

И вдруг дернулась, запрокидывая рогатую морду. Жадное рычание сменилось воем. Протяжным, неожиданно-тоненьким для такой глотки и почти жалобным. Прозрачное как хрусталь лезвие вышло из широкой груди и с влажным хрустом провернулось. Темная жижа хлестнула из раны во все стороны, огненные глаза в последний раз полыхнули и погасли.

И многотонная медная туша рухнула сверху, вдавливая меня во влажную и горячую землю кладбища.

Глава 30

Глаза открывать не хотелось. Главным образом из-за того, что я всерьез опасался увидеть что-нибудь отвратительное. К примеру, собственное искалеченное тело, лежащее отдельно от головы. Или Рогатого изнутри — если он успел-таки меня проглотить раньше, чем испустил дух.

Впрочем, нет: для потрохов гигантского чудища вокруг было слишком прохладно. И вряд ли там водились одеяла и простыни. Уже успевшие слегка намокнуть от пота, липкие, но все-таки уютные. Настолько, что вылезать из них я уж точно не торопился. Лежал, изображая спящего. Минуту, полторы, две…

А потом любопытство все-таки победило. Не то, чтобы я так уж сильно переживал за Юсупова — старик оказался куда крепче, чем казался на первый взгляд. Рогатый наверняка упокоился с концами, а подкрепление в виде грузовиков с георгиевскими крестами, солдат и грозных капелланов разобралось и с Прорывом, и с его порождениями, уцелевшими после моей стрельбы. Все закончилось хорошо, иначе не могло и быть. Но подробности… Подробности определенно интересовали меня куда больше, чем возможность еще немного поваляться тюленем.

Так что настало время возвращаться в этот недобрый мир.

Тем более причин на это насчитывалось уже целых две: присутствие сильного Владеющего я почувствовал даже раньше, чем открыл глаза. И должен был узнать… но не узнал. Талант Вяземской, обычно полыхающий в эфире, теперь едва теплился. Почти как в тот раз, когда я привез Фурсова к ней в дом прямо посреди ночи. Да и сама она выглядела уставшей: бледность кожи не мог скрыть даже летний загар, а волосы будто выцвели… Снова седина — хотя в нашу прошлую встречу ничего подобного я не наблюдал.

Вяземская спала, подтянув под себя ноги и пристроив голову на спинку здоровенного кожаного кресла напротив моей кровати. Но стоило мне пошевелиться — тут же открыла глаза. Будто ждала, когда я приду в себя, или даже просидела так уже…

Сколько? Час? Всю ночь? Сутки?

— Доброго… — Я покосился на окно, прикидывая, сколько сейчас времени. — Доброго дня, ваше сиятельство. Могу ли я полюбопытствовать?..

— Наконец-то!

Вяземская пулей вылетела из кресла, махнула через всю комнату — или, скорее, одноместную больничную палату — и без особых церемоний плюхнулась рядом, едва не придавив. Обняла, неловко ткнулась губами в шею и только потом, видимо, сообразила, что подобное проявление чувств не вполне уместно. Поэтому поцелуй вышел смазанным и бестолковым — куда-то в уголок рта.

Ну, хоть на том спасибо.

— Ага… здравствуй, — пробормотал я, легонько гладя чуть подрагивающие плечи. — И долго я так лежал?

— Долго! Всю ночь. Я думала, ты вообще никогда не проснешься. — Вяземская едва слышно шмыгнула носом. — Такого привезли, что смотреть страшно!

Значит, вытащили из-под Рогатого сразу сюда, в Покровскую больницу. К ее сиятельству на хирургический стол прямо с кладбища… Хорошо, не наоборот.

— Ага… ага, — зачем-то повторил я. — И сильно меня поломало?

— Очень. Позвоночник, ребра слева все, почка чуть ли не в лепешку… Извини! — Вяземская заерзала и снова ткнулась губами мне где-то между плечом и шеей. — Не надо тебе это слушать.

Кости, органы. Наверняка еще и внутреннее кровотечение… и не только внутреннее. В прежнем теле такое зарастало бы сутки или двое. А здесь организм