– Ни за что не угадаешь, чем он теперь занимается, – засмеялся Никита. – Матвей в монастырь ушел. Кто бы мог подумать, правда? Уже, наверное, лет пять как живет где-то на Севере, то ли на Валааме, то ли на Соловках… Вроде доволен.

– Да уж, это и впрямь неожиданная новость, – согласился Андрей. – А ты сам как? Чем занимаешься?

– Да как сказать, – замялся тот, снова искоса взглянув на Свету. – Пишу понемножку. Книжка у меня недавно вышла, хочешь, подарю? Правда, это стихи…

– Да ты, оказывается, поэт! Подари, конечно, – обрадовался Андрей. – И телефон мне свой напиши. У меня, брат, такое дело, мне всякие люди нужны. Ну, пока. Извини, спешу. – Он пожал Никите руку. – Обязательно позвоню, увидимся…

– Так ты – владелец «Единомышленников»? – уточнила Света, когда они сели в машину.

– Что? – задумчиво переспросил Андрей. – А… Ну да, «МКИ» – это моя компания… Слушай, Свет, вот скажи, как ты думаешь: встретить старого знакомого, с которым почти двадцать лет не виделся, – это хорошая примета или плохая?

– Не знаю, – пожала плечами Света. – Никогда не слыхала о такой примете.

– Тогда будем считать это добрым предзнаменованием, – заключил Андрей. – Знаешь, какие мы с этими ребятами дела проворачивали, приятно вспомнить… Ох, и классные были времена!

И он завел пространный монолог про те, в общем-то, недалекие, но уже какие-то нереальные времена, когда состояния создавались буквально из воздуха. Из финансовых пирамид, продажи гербалайфа, наперстков, вареных кооперативных джинсов, киосков, переделанных из автобусных остановок, из челночных рейсов в Китай и Турцию…

Однако Светлана совсем не разделяла его ностальгических настроений.

– А по-моему, это было ужасное время. Бандитский беспредел, сколько народу тогда поубивали… И не только в этом дело. Люди разом потеряли работу, деньги, веру в завтрашний день… У них точно почву из-под ног выбили. Приходилось крутиться не знаю как, чтобы только выжить, не умереть с голоду и прокормить детей…

– Ну, естественно, ничего идеального не бывает, все имеет свою оборотную сторону, – недовольно пробурчал Андрей. А про себя подумал: «Какое счастье, что на самом деле эта Светка – не моя девушка. У нас с ней нет ни одной точки пересечения, на все разные взгляды… Как бы не поругаться на вечеринке!»

Впрочем, когда они вышли из машины у дверей ресторана, Андрей взглянул на Свету и невольно залюбовался ею, так классно она выглядела. Конечно, Стасик постарался, навел лоск, но ведь и, так сказать, основа была хороша, было над чем работать. Вон как мужики оглядываются! Столько в ней достоинства, стиля, грации – сейчас Света совсем не была похожа на заштатную эпизодическую актрису, скорее на какую-нибудь холеную светскую львицу.

Остановившись, он набрал номер телефона Вики и сообщил ей о том, что игра вступает в заключительную фазу. С минуты на минуту они войдут со Светой в ресторан, и Вика должна проявить все свои сценические таланты, чтобы изобразить искреннюю радость от встречи с лучшей подругой. Вика ответила, что она готова.

Не стать актрисой Светлана Михайленко просто не могла, ведь она выросла за кулисами, как в прямом, так и в косвенном смысле этого выражения. Такое нередко случается, когда кто-то из родителей имеет отношение к театральному миру. И уж тем более оба, как это было у Светы. С малых лет девочка привыкла проводить дни и вечера в театре, где работали папа и мама. Она обедала и ужинала в актерском буфете, делала уроки, сидя на широком подоконнике пустовавшего днем фойе, а маленькой даже спала где-нибудь на диванчиках в одной из гримерок. Взрослые тепло относились к «нашей дочери полка», как, смеясь, называли Свету актеры и сотрудники театра, – она была спокойным, сообразительным и послушным ребенком, охотно исполняла любые мелкие поручения и никому не мешала, не шумела, предпочитая тихо сидеть в углу, наблюдать за происходящим, слушать, что говорят, и делать свои собственные выводы, которыми, впрочем, не торопилась ни с кем делиться.

Отец Светы, Евгений Михайленко, некоторое время был ведущим актером этого театра. Типаж героя, как называют в артистическом мире привлекательную мужественную внешность, помогал ему получать главные роли во многих спектаклях, а недюжинный талант позволял создавать интересные и многогранные образы не только в классических произведениях, но и на основе второсортного, но идеологически выдержанного драматургического материала, от которого тогда было никуда не деться. Евгений был одинаково хорош, естественен и убедителен и в образе шекспировского героя, и персонажа пьес Островского, и сталевара, Героя Социалистического Труда, и командира партизанского отряда. Зрители, особенно зрительницы, его любили и специально шли в театр «на Михайленко». Однако дальше стен родного храма Мельпомены слава Евгения не распространялась. К сожалению, так происходит с подавляющим большинством актеров, многие из которых и талантливы, и органичны, но добиться настоящего успеха им так и не удается. Ведь современному артисту известность приносит кино, а пробиться туда, да еще получить заметную роль, выходит далеко не у каждого. Не повезло с этим и Евгению. Снимался он трижды – и все три раза неудачно. Сразу после окончания ЛГИТМиКа он получил отличное предложение – его утвердили на не главную, но заметную роль в приключенческом историческом или, как их еще называют, костюмном фильме. Евгению уже подобрали грим, сшили на него костюмы, отсняли несколько первых эпизодов – и вдруг сверху пришло распоряжение заменить никому не известного молодого артиста сыном маститого режиссера, лауреата Ленинской премии. С двумя другими картинами получилось не лучше. Работа над одной из них прервалась на середине из-за смерти режиссера, а вторую, отснятую до конца и смонтированную, не пропустила цензура. Фильм сочли идеологически не выдержанным, он шестнадцать лет провалялся на полке и был разрешен только после смерти исполнителя главной роли Евгения Михайленко.

В детстве Светлана считала, что папа не слишком-то расстраивается из-за того, что ему не удалось достичь огромной популярности. «Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме», – любил повторять он вслед за Цезарем. А в деревне, то есть в своем театре, папа действительно был первым и лучшим – в этом Света убеждалась на каждом его спектакле.

Катя, мама Светланы, миловидная обаятельная женщина, работала в этом же театре, заведовала литературной частью. Их семья была предметом всеобщего внимания, удивления и зависти – до такой степени супруги были преданы друг другу. Ну ладно бы одна жена, с ней все понятно, при таком муже на сторону глядеть может и не захотеться. Но Евгений! Что он нашел в этой Кате? И не красавица вроде, и не девочка уже, ему почти ровесница… Неужели при таком успехе на сцене и у женщин Михайленко не мог найти что-то получше среди актрис или многочисленных поклонниц? Те, кто так рассуждал, не в силах были понять, что мог-то он мог, да не хотел. И не потому, что, как с усмешкой сказала самая пожилая актриса театра: «Когда вокруг одни пирожные, хочется погрызть хлебную корочку». Просто Евгению не нужен был никто, кроме Кати. Светины родители по-настоящему любили друг друга. И были бы совершенно счастливы, если бы не порок, постепенно разрушавший здоровье и личность Евгения, – он выпивал. Сначала понемногу, чтобы отпраздновать удачно прошедший спектакль, потом по рюмочке перед каждым выходом на сцену – для куражу, потом уже каждый день, без всякого повода, все больше и больше… Дошло до того, что уже ни один его спектакль не обходился без накладок: то Евгений перепутает текст, то не вовремя выйдет или уйдет, нарушив этим всю мизансцену, то забудет подать партнеру нужную реплику. На Михайленко посыпались выговоры, его лишали премий, перестали давать роли. Он обижался, страдал и с горя пил еще сильнее. И кончилось дело весьма плачевно – еще совсем нестарый, прекрасный, талантливый актер умер в сорок два года от цирроза печени. Свете было тогда одиннадцать лет.