— Моему дурману, к сожалению, приходится зимовать в подвале, — с прискорбием сообщает она и переключается на другие растения.

— Эритрина и тибухина тоже привезены из Бразилии, — продолжает Луиза. — У этой осенью были синевато-фиолетовые цветочки, но ей требуется много воздуха и тепла. Бугенвиллея тоже с моей родины, хотя в Германии многие думают, что она растет только на побережье Средиземного моря.

Луиза превосходно говорит по-немецки, разве что ее выдает едва уловимый акцент. Цвет ее лица темнее, чем у дочери, и при свечах кажется почти коричневым. Платье сшито из нескольких ярусов, каждый имеет свой цвет — розовый, желтый и светло-зеленый. На левой руке я подметила дорогие часы, которые Эвальд нашел на пляже. Что нам с Аннелизой оставалось, как не восхищаться этой женщиной? Столько теплоты и жизнерадостности редко встретишь в представителях наших широт. Разумеется, такой бурный темперамент немного утомлял. Скоро меня стала раздражать ее неспособность приглушать громкость смеха и еще парочка нюансов. Но мне повезло, что она в основном обращалась к Аннелизе, в которой сразу нашла родственную душу.

— К сожалению, у Йолы мало времени, и многие из ее растений чахнут. Я подрезала все новые ростки, причем при убывающей луне, это очень помогло.

Аннелиза с ней соглашается.

— А черенки сажай, когда луна в созвездии Девы.

В этой теме я вообще мало понимаю, поэтому обрадовалась, когда в зимнем саду появилась Йола и протянула матери костыли. Луиза правой рукой потушила сигарету, а левой швырнула постылые костыли в угол.

— Что, мама, нашла место подымить и поболтать на узкоспециальные темы? К сожалению, мне придется расстаться с некоторыми из твоих любимцев. Когда наш малыш начнет ползать, в доме не должно остаться ни одного ядовитого растения.

Йола вопросительно взглянула на Аннелизу:

— Может, вы возьмете дурман себе?

Подруга не успела ответить, как послышался громкий клич Андреаса: «Еда готова!», и мы двинулись к столу.

На закуску был поджаренный хлеб с добавлением чеснока, салат из помидоров и свежее португальское вино. Страдающая желчным пузырем Аннелиза, как бывало уже не раз, набросилась на еду. Говорила только Луиза. Рассказывала о футбольной лихорадке и инфляции на родине, поинтересовалась, не находим ли мы имя Густав не менее красивым, подражала попугаям, смеялась и пила. При этом она искала физического контакта не только с Эвальдом, но и со всеми остальными. Муж Аннелизы был любителем погладить по спинке, и она постоянно норовила дотронуться или взять за руку. Влюблена ли Луиза в Эвальда? Скорее нет, решила я, поскольку очевидно, что она получает удовольствие от того, чтобы при любой возможности подразнить его или высмеять.

Время от времени, когда ее веселость переходила грань, Эвальд бормотал извиняющимся тоном:

— Ну да, без шуток никак нельзя.

Пустые слова, лишенные чувства юмора. Я бы принципиально не стала терпеть.

После хлеба с чесноком я наелась и силилась угадать по столовым приборам последовательность следующих блюд.

Эвальд наконец вытащил из горячей печи тяжелое керамическое блюдо и подал на стол. Это пироги эмпанадос, объяснила Йола, с мясным фаршем, оливками, луком, салом и изюмом, а жгучую остроту им придает перец чили. Кроме того, есть черная фасоль и вполне приличное вино из штата Риу-Гранди-ду-Сул. В общем, еда простая, к тому же возбуждающая жажду, но благодаря чужеземным пряностям и непривычно грубоватым тостам мы подпали под очарование экзотики вечера.

Мы едва проглотили черный как смоль и очень сладкий кофе, которым завершалась трапеза, как Йола встала из-за стола и с извинениями удалилась. Ей надо было рано вставать на следующий день. Но мы не должны понимать это как сигнал к уходу, заверила она. Эвальд с Андреасом понимающе переглянулись. Наверное, они с самого начала запланировали сыграть в шахматы.

Аннелиза проворчала в мою сторону:

— Вспомни Баден-Баден, Руди в дуэли с очаровательным Николаем. Такая партия может продолжаться вечность.

Мы сделали вид, будто испытываем глубокое уважение к королевской игре, а сами с Луизой пошли в зимний сад. Тяжело вздохнув, она прикурила сигарету и зажгла новые свечи.

— Знаете, — говорит она, пуская дым мне в лицо, — я очень горжусь дочерью. В отличие от меня у нее есть все немецкие достоинства — прилежание, пунктуальность, любовь к порядку. Но она строгая и хочет отучить меня от курения. Что ж, у нее смягчающие обстоятельства — она беременна и врач по профессии. Кстати, я не спросила, может, вы тоже желаете сигарету?

На самом деле мы избавились от этого порока много лет назад. Но Аннелиза хотела понравиться хозяйке и поэтому ответила:

— Сигарета — лучшее завершение доброй трапезы. А ты куришь только бразильские сорта?

Луиза, как она объяснила, сама смешивает табак и вручную крутит из него сигареты, а для любимых друзей у нее припасено кое-что особенное. И на манер ветреного Папагено[5]она выпорхнула из зимнего сада за тем, что так нахваливала.

Подождав, когда Луиза удалится на надежное расстояние, Аннелиза тихо произнесла:

— Славная, но общение с ней — испытание для нервов.

— Истинная правда! И к тому же змея! Ты видела когда-нибудь, чтобы хромая баба вертела задницей, как танцовщица самбы?

Луиза вернулась с резной коробкой.

— Но не выдавайте меня мужчинам, а тем более Йоле, — предупредила она и налила себе пятую рюмку кайпириньи.[6]

Мне стало любопытно. Свою последнюю сигарету я выкурила лет сорок назад, но не настолько же я зануда, чтобы портить людям праздник! Нельзя исключать, что Луиза облагородила свою смесь марихуаной. Почти все молодые люди, включая Руди и Кристиана, пробовали курить марихуану, и выкуренный при случае косячок никому из них не повредил. Столько разных выпитых напитков давно поколебали мои принципы, и я закурила сигарету.

— Ну как, пробирает? — с нетерпением любопытствует Аннелиза.

— Практически нет, — говорит Луиза, — скорее делает счастливой.

И она поведала о своей бабушке, бывшей жрице культа кандобле, которая обладала магической силой. Аннелиза слушала как завороженная, а мне эти истории быстро надоели. Я выкурила уже три сигареты, но никакого воздействия ни на себе, ни на других не ощущала. Все это обман, думаю, но так вроде бы неплохо. Не хватало мне на старости лет стать торчком! Не-ет, пора нам отправляться восвояси.

Я встаю и смотрю сквозь стеклянную дверь на уголок, где стоит обеденный стол и где двое шахматистов смотрят на шахматную доску. Права Аннелиза, это может длиться часами.