Прошло три дня, и майору стало казаться, что досадный инцидент исчерпан и забыт. Но в пятницу, когда до окончания рабочего дня осталось всего полчаса, зазвонил телефон внутренней связи.

– Хромов? Зайдите-ка ко мне на минуточку, – услышал он голос заместителя начальника управления.

Предупредив помощника, что ненадолго отлучается к руководству, он снял свой рабочий халат и торопливо вышел из лаборатории.

Полковник Александр Дмитриевич Говердовский ждал Хромова в кабинете не один. И судя по тому, что сам он стоял, а незнакомый Илье мужчина с круглой, обритой наголо головой сидел в вольной позе за его рабочим столом, находились они явно не на одной ступеньке служебной лестницы. Догадавшись, что незнакомец, судя по его поведению, имеет более высокое звание, Хромов решил представиться по всем правилам:

– Товарищ полковник, майор Хромов по вашему вызову прибыл!

– Здравствуй, майор, – недружелюбно приветствовал его Говердовский, – подходи ближе. Знакомьтесь, – повернулся полковник к своему гостю, – Хромов, Илья Федорович, заместитель начальника лаборатории физико-химических методов анализа.

Гость Говердовского поднялся и протянул через стол руку.

– Пасько, Борис Евсеевич, – представился он глубоким, слегка надтреснутым голосом, – генерал-лейтенант.

– Присаживайтесь, майор, – сказал Говердовский, в свою очередь, пристраиваясь на краешке своего собственного стола.

Илья Федорович сел.

– Так что же на самом деле произошло у вас в лаборатории? – спросил прямо в лоб полковник. – Что за взрывы вы там у себя устраиваете? Я вас именно об этом просил отчитаться. Или вы думаете, что, сочинив за десять минут эту «цидулю», – он небрежно потряс докладной запиской, – вы снимете все вопросы?

Хромов непроизвольно встал со стула и застыл по стойке смирно.

– Виноват, товарищ полковник, но от несчастного случая никто не застрахован.

– Я не требую от вас каких-либо оправданий, – отмахнулся тот. – Я требую только одного: объясните нам толком, что случилось на самом деле. Как-никак, а именно в тот момент, когда вы устроили фейерверк, в нашем здании на первом этаже произошло семь несчастных случаев. Да, да, Хромов, и нечего делать удивленные глазки! Четыре сердечных приступа, два случая внезапной потери сознания и совершенно необъяснимый случай потери ориентации в пространстве у одной из гражданских посетителей финансовой части. Все случилось буквально в одну секунду, как раз перед тем, как ваш Порошин вызвал электриков для замены якобы перегоревших ламп! Простого совпадения здесь быть не может. Поэтому мне необходимо знать, что за смертельные игры вы у себя устраиваете? Каких еще сюрпризов от вашей бурной деятельности нам ожидать в дальнейшем?

В кабинете на несколько секунд установилась напряженная тишина.

– Если рассказать кратко, – начал Илья, не на шутку встревоженный столь неожиданно прозвучавшими обвинениями в свой адрес, – то…

– Нет, майор, попрошу со всеми подробностями, – мгновенно отозвался из-за стола Борис Евсеевич, – причем с наимельчайшими!

Стараясь не пропустить ничего существенного, Хромов принялся рассказывать обо всех предшествующих злополучному взрыву событиях.

– История эта началась для меня 14 сентября этого года. В тот день я как раз был выписан из нашего госпиталя, что на Щукинской, и возвращался домой на метро…

Поведав обо всех обстоятельствах извлечения со дна реки Псел утопленного во время войны немецкого автосейфа, Хромов, увлекшись, встал со своего стула и подошел к висящей на стене большой грифельной доске.

– Ситуация складывалась таким образом, что мне постоянно приходилось разматывать эту историю как бы с конца. Поэтому и свое видение этой проблемы я начну излагать тоже, как бы отталкиваясь от своего личного мнения, базирующегося на полученных мною к настоящему времени результатах научных и архивных исследований. Итак, что же мы имеем к сегодняшнему дню? А имеем мы вот что! Найденный в автомобиле алюминиевый контейнер действительно состоял на вооружении Германии и применялся для оснащения диверсионных разведгрупп вермахта и абвера начиная с 1937 года. Кстати, и в дневнике о нем упоминается как об «аптечке Гюнтера». Удалось выяснить также, что изобретателем столь хитроумного контейнера действительно является некий Гюнтер Линч, активный деятель национал-социалистической партии, некогда работавший рядовым инженером в концерне «Сименс – Шуккерт». Собственно, больше мне сказать о контейнере нечего, за исключением того, что он был оборудован весьма изощренной системой самоликвидации. Записи в дневнике несомненно сделаны двумя разными лицами немецкой национальности. Основное содержание его процентов на девяносто, не меньше, посвящено довольно скрупулезному описанию некоего пешеходного маршрута, который проделала в 1939 году небольшая группа альпинистов, состоявшая первоначально из четверых немцев и еще двоих, видимо, местных проводников.

– А где они путешествовали, вернее, в каком районе, удалось выяснить? – спросил Говердовский.

– Привлеченному мной географу удалось определить только общее расположение интересующего нас района в системе Гималайского массива. Посмотрите, пожалуйста, сюда.

Он поднял руку и нарисовал на доске неровное зубчатое колесо, чем-то напоминающее свернувшегося клубком ежика.

– Вот так выглядит их маршрут, если перевести данные из дневника в графический вид, такой примерно формы. А вот место, где он ориентировочно пролегал, – продолжил он, старательно вырисовывая карту Китая, – скорее всего, находится тут. По всей видимости, группа альпинистов совершала обход некоего горного района, расположенного недалеко от королевства Непал. И хотя никаких географических координат в дневнике ни разу не упоминается, примерное местонахождение этого района все же удалось выяснить. Помогла одна случайность, вернее сказать, оплошность одного из составителей дневника. На одной из страничек он записал следующую фразу: «На западе алым отсветом загорелась заснеженная вершина Харумы». Удалось выяснить, что так некогда называлась одна из горных вершин Тибетского хребта. Поскольку тут же было указано местное время, то удалось вычислить, используя метод компьютерного моделирования, откуда в тот час была видна эта вершина. Оказалось, что площадь описанного экспедицией круга составила ориентировочно четыре тысячи квадратных километров.

– Чем, по вашему мнению, можно объяснить столь изломанную линию движения немецкой группы? – спросил генерал.

– Считаю, что не чем иным, как крайне пересеченным горным ландшафтом, по которому они двигались.

– Верно, но вы умалчиваете об одном существенном моменте! – грузно поднялся со своего места генерал. – Вот здесь, здесь и здесь, – он взял у Ильи мел и постучал по доске. – Ясное дело, по горам прямо не походишь, но все же давайте мух подавать отдельно, а котлеты – отдельно. Обратите внимание на три как бы врезающиеся внутрь очерченного круга клина. Их, очевидно, можно трактовать как три попытки проникнуть внутрь круга. Три попытки, – повернулся он к Хромову. – К чему же они привели? – Он обернулся к доске и поставил у одного из зубцов цифру один. – Чем закончилась первая попытка? Один из альпинистов, под псевдоним «Алеф», гибнет. Их остается пятеро. Вторая попытка была предпринята через девять дней пути. После второй попытки гибнут еще двое, да еще и як. Идем дальше. Третья попытка, по вашим словам, состоялась через неделю. Разбиваются еще один член основной команды и второй як из обоза сопровождения. Итак, из первоначального состава экспедиции в строю остаются только двое. Но после гибели четвертого члена команды дневник продолжает вести последний из оставшихся в живых немцев. Отсюда можно сделать вывод, что предпоследним погиб руководитель экспедиции.