Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Глупый, не так! — упрекнула она его. — Ты всегда мне очень нравился… — Она одарила его нежным взглядом. — Римский патриций, твои предки сражались кто вместе со Сципионом при Заме, кто вместе с Цезарем при Фарсале… Женщины тебя обожают, мужчины завидуют, а я…
Влажные губы Невии коснулись его шеи.
«Проклятая девчонка! Отчего бы ей не соблазнять своего Сильвия, а меня оставить в покое? Так нет, она бредит Римом и его чудесами: мраморными колоннами и пышными праздниками. Ничего не поделаешь, — решил Аврелий и, наклонившись, поцеловал девушку. — Ей нужен Рим, и я могу ей дать его. А почему бы и нет, в конце концов? Проведу с ней несколько месяцев, вспомню молодость, а потом найду хорошего мужа среди моих клиентов,[57]побываю на ее свадьбе и…»
— Я люблю тебя, сенатор, — со страстью в голосе произнесла Невия. — С первой же минуты, как увидела!
Аврелий выпрямился. Это не должно случиться. И не случится.
Он вдруг крепко сжал ее. Девушка, испугавшись, попыталась высвободиться. Хотела оттолкнуть его дрожащими руками, но не смогла. Патриций крепко держал ее еще некоторое время и насмешливо улыбался.
— Ну, так куда подевалась знатная дама, решительная и уверенная в себе? — презрительно рассмеялся он, грубо бросив ее на кровать.
— Не трогай меня! — В глазах Невии теперь был один лишь страх.
Не раздумывая больше, Аврелий набросился на нее.
— Нет, — закричала девочка. — Не так!
Он отпрянул, и Невия тотчас вскочила.
— Разве не этого ты хотела? — с сарказмом поинтересовался сенатор.
Прислонившись к стене, Невия смотрела на него с обидой и ненавистью.
— Думаешь, наверное, договориться с моей матерью? — сердито бросила она ему в лицо.
— Ах ты, маленькая самонадеянная эгоистка! — ответил Аврелий, не скупясь на выражения. — Девственница и хорошо воспитана: кому, по-твоему, ты обязана всем этим? И если тебе не пришлось продавать свое тело на улицах Неаполя с благословения драгоценного папочки, то потому лишь, что твоя мать делала это вместо тебя!
Невия смотрела на него с такой злобой, какую могут испытывать только очень молодые люди.
— Подлец! — проговорила она сквозь зубы, поправляя помятое платье.
Потом пригладила волосы, пришедшие в беспорядок, и отступила к двери, не отрывая взгляда от патриция, холодно смотревшего на нее.
— Ave atque vale, Невия, — тихо попрощался с ней Аврелий, пока девочка бежала через перистиль. — Живи счастливо со своим Сильвием, у меня ты пробыла бы недолго.
И вздохнул, испытывая сожаление.
* * *
— Вот это да! — пришел в восторг Кастор. — Не верю своим ушам: ты дал ей убежать! — Для циничного грека благородный жест Аврелия, отказавшегося от Невии, послужил всего лишь очередным доказательством преждевременного увядания хозяина.
Аврелий не помнил, когда еще так смеялся его секретарь, разве что в тот день, когда выманил сто сестерциев у ненавистного Париса в обмен на лживое обещание переселиться в Каппадокию.
— Годы делают тебя безнадежно чувствительным, — с издевкой произнес грек.
— Зато с тобой такого не случается, верно?
— Стараюсь быть осторожным, патрон. У меня тоже есть свои слабости, но я пытаюсь хотя бы с ними бороться. Однако теперь благодаря тебе славный Сильвий кроме состояния Плавциев получит и Невию. От меня не ускользнуло, как он смотрел на нее своими черными глазами.
— У Сильвия черные глаза. У Гнея Плавция были голубые, как и у германской рабыни, — прервал его Аврелий, размышляя. — Кроме того, когда он кривит губы, на лице его появляется, как мне кажется, какое-то знакомое выражение…
— Цвет глаз не наследуется от родителей, хозяин. Фульвий и Маура, твои римские приятели, оба черноглазые, а у одного из их детей глаза светло-голубые, — напомнил александриец.
— Да, но я имел в виду как раз совсем другое, — уточнил сенатор. — Знаешь ли ты родителей с голубыми глазами, у кого дети не были бы голубоглазыми?
— Знаю. Семья Эмилиев, — тут же ответил секретарь.
— Но у них сын — приемный, — возразил Аврелий. — И все же Сильвий мне кого-то очень напоминает… — задумчиво произнес он.
— Можно полюбопытствовать, кого? — осторожно поинтересовался Кастор.
Аврелий не ответил. Если то, о чем он подумал, верно, тогда все, все объясняется очень просто: убийство Плавциев, завещание, старая собака…
Глупо просить у богов то, что можешь раздобыть сам, учил мудрый Эпикур. Говорят, от судьбы не уйдешь. Но если кто-то преисполнен железной решимости изменить предначертанное? Наверное, он пойдет ради этого на все, даже на три страшных убийства…
Ноябрьские иды
Прощальный ужин после стольких несчастий в доме не мог, разумеется, быть веселым.
В мрачной тишине, заполнившей дом, молчала даже Помпония — лишь теребила кисти мягкого ложа. Плаутилла — лицо осунувшееся, без косметики — выглядела именно такой, какой и была: худая провинциальная дурнушка, уже далеко не молодая, дважды разведенная; военачальник Луций Фабриций, в свою очередь, не скрывал недовольства, что приходится занимать второстепенное ложе, в то время как почетное место на длинной стороне стола предназначено Сильвию.
Паулина, напротив, заняв без всяких разговоров свое место рядом с молодым главой семейства, в который уже раз делала хорошую мину при плохой игре. Рядом с нею новый хозяин, похоже, собрался играть свою роль до конца.
Елена, нахмурившись, сидела в углу. Ее необыкновенная красота не очень-то помогла ей в жизни: использованная мужем как товар, проданная за деньги, с презрением отвергнутая любовником-аристократом, она оказалась теперь ни с чем. А худшее ожидало впереди. Очень скоро дочь тоже отшвырнет ее, словно поношенную, вышедшую из моды тунику, в которой неловко появиться в приличном обществе.
Аврелий, весь настороже, расположился рядом с Фабрицием и посмотрел Невии прямо в глаза. Девушка в смущении потупила взор.
Потом сенатор оглядел сотрапезников.
Кто-то из них убил троих человек.
И теперь Аврелий знал, кто это сделал.
* * *
Ужин прошел не слишком гладко, хотя Сильвий держался прекрасно, терпеливо выслушивая все ядовитые замечания Фабриция. В конце трапезы он взял слово и заговорил спокойно и уверенно.
— Судьба ожесточилась против этого дома, — сказал он, — и уничтожила большую часть семьи. И все же с помощью милостивых богов и повинуясь воле моего отца Гнея Плавция, я согласился занять место, которое без этих чудовищных смертей никогда не стало бы моим. Отныне вместе с именем Плавция Сильвана я беру на себя все обязательства, связанные с моим именем и моим положением. Прежде всего, я намерен дать жизнь детям, которые продолжат мое дело в будущем. Под руководством мудрой Паулины я совершил сегодня свой первый важный шаг как глава семейства и римский гражданин — я отправил Невию послание, в котором прошу руки его дочери.