Весь городок был на ногах. Всюду царила суета, слышались шум и крики.

Плач детей, причитания женщин, громкие выкрики готовящихся к бою казаков, ржание лошадей, мычание коров, скрип телег – всё слилось в единый гул, который перебивал всё ещё тревожно звонивший колокол.

Из домов выбегали старики и подростки, вооружённые кто чем. Они тут же вступали в схватку с грабителями, если те попадались им на пути. По улицам скакали Василий и Савва. Вопреки воле бабушки они не пошли отсиживаться за ветхими крепостными стенами, а храбро вступили в схватку с разбойниками, много раз превосходящими числом сакмарцев.

– НЕЧА-А-АЙ! – выкрикивали казачье ура братья и с плеча рубили сабарманов направо и налево.

– НЕЧА-А-А-АЙ! – подхватывали их призыв сакмарцы, приходя в себя и хватаясь за оружие.

– Всем стоять насмерть, казаки! – орал, надрывая голос, весь перепачканный вражеской кровью Никодим Барсуков. – За своё стоим, детушки! НЕЧА-А-АЙ!

– И мы! И мы! – закричали ему в ответ казачки, встречая грабителей граблями и вилами.

– Прощевай, бабуля! – заметив Мариулу, закричали в один голос Савва и Василий. – Авось ещё свидимся! А ежели нет… То нет значится.

Мариула, стоя у церкви, подняла руку и, благословляя, перекрестила рубящихся с сабарманами внуков. Она не отрываясь смотрела на своих соколиков, призывая все высшие силы помочь им в бою и уберечь от смерти. Глаза её были полны слёз.

В это время кто-то тронул её за плечо. Это был поп. В правой руке Серафим держал саблю, а в левой уже разряженный пистолет. Мариула заплакала навзрыд. Он обнял её и прижал к своей груди.

А над городком гремели выстрелы и слышался звон сабель. Оправившиеся от страха сакмарцы сошлись с разбойниками в жестокой схватке. Безвыходность положения удваивала силы казаков и казачек. Они дрались, как тигры. Ружья, пики, сабли, косы, вилы – всё шло в ход, всё обращалось против врагов. В самой гуще боя яростно раздавали удары направо и налево внуки Мариулы.

Вдоль заборов, у стен домов жались женщины. Они заряжали ружья старикам и детям, с тревогой наблюдая за ходом боя. А дети… Дети казаков, не зная страха, смело бросались под копыта лошадей сабарманов, вспарывая животы несчастных животных ножами и косами, ломая ноги камнями и дубинами.

Мариула, как каменное изваяние, продолжала стоять на ступенях церкви, не обращая внимания на свистевшие вокруг пули. Шепча заклинания и призывая все кары небесные на головы врагов, она лихорадочно следила за каждым движением сражавшихся. Она видела, как столкнулись сакмарцы и разбойники: сабарманы, искусные воины, как будто застигли казаков врасплох и потеснили их. Но вскоре и те, и другие сплелись в один клубок. Сверкали сабли, слышались крики, брань и проклятия. Ничего нельзя было разобрать. Дикие вопли людей смешивались с ржанием коней и пальбой из ружей и пистолетов. Мариула тщетно пыталась уследить за внуками.

Жена атамана Степанида Донская, возглавив отряд из двух сыновей и свёкра, на коне смело врезалась в самую гущу боя. Она умело орудовала саблей, разя врагов не хуже любого казака, одновременно не забывая наблюдать за сыновьями, рубящимися с ней рядом.

Инвалид – старик Куракин, не имевший ног, но сохранивший огромную силу в руках, подползал к свалившимся с коней, но ещё живым сабарманам, душа их, как кроликов, мощными ладонями, хрипя сорванным голосом призыв казаков: «НЕ-ЧА-А-АЙ!»

Израненный поп Серафим, позабыв о своём сане, рубился насмерть в толпе своих прихожан, вышёптывая окровавленными губами не «Господи, спаси и помилуй!», а грозное слово «НЕЧА-А-АЙ!» и лез в самую гущу битвы…

Степанида Донская пробилась на коне к разбойничьему вожаку. Немало на заботясь о том, что сабарман находится к ней спиной, храбрая женщина взмахнула окровавленной саблей и ударила его по голове. Разбойник в этот момент обернулся, и удар пришёлся не на затылок, а на его перекошенное злобой лицо.

С разрубленньм носом и щекой, с обрубком уха, главарь дико заорал. Когда он попытался выбраться из боя и перестал размахивать саблей, Савва мощным взмахом сабли сразу же отсёк ему голову.

И тут сабарманы дрогнули. Отважные и умелые воины, они не смогли противостоять казакам, сакмарцам, грудью вставшим на защиту своего славного городка. А смерть главаря и вовсе повергла их в ужас. Разбойники стали поворачивать коней и поскакали прочь из Сакмарска, оставив на площади у церкви убитыми и ранеными больше половины своего отряда.

Мариула опустилась на колени и принялась, крестясь, молиться. Казаки и казачки с криками тоже опустились на колени.

А затем началось самое страшное. Пришедшие в себя после страшного боя люди стали разыскивать родных. Сакмарцы бродили на месте недавнего боя, разыскивая не только мужей и сыновей, но и сестёр и матерей. Ежеминутно то там, то здесь раздавались горестные вопли: это женщины опознавали своих в ком-либо из убитых или раненых.

Мариула тоже искала своих внуков, но не нашла их. Она с трудом поверила своему счастью. Савва и Василий, храбрые и неугомонные воины, видимо, остались живыми и пустились преследовать недобитых сабарманов.

К полудню всех легкораненых развели по домам, мёртвых занесли в церковь, а тяжелораненных занесли в атаманскую избу.

Инвалида Куракина, погибшего от удара лошадиного копыта, внесли в церковь вместе с мёртвым сабарманом. Как ни пытались казаки разжать пальцы старика, сомкнувшиеся мёртвой хваткой на горле врага, так и не смогли этого сделать.

На коленях у тела погибшего свёкра стояла Степанида Донская. Она рыдала, размазывая по лицу перемешанные с кровью врагов слёзы.

Мариула вошла в церковь. Она тоже опустилась на колени, но не перед кем-то из погибших сакмарцев. Она склонила свою седую голову перед всеми павшими земляками. Слёзы ручьями текли по её щекам. Она плакала, причитала и тяжело, надрывно вздыхала. Казаки, вносившие тела в церковь, остановились возле неё и со скорбными лицами слушали причитания старой женщины.

– О-ой, люди добрые! Да за что же Господь отвернулся от нас! За каки таки грехи наслал на нас нечисть чёрную! Ой-ой, горюшко… казаки… бабоньки… детки малые… Родненькие мои!

* * *

Снег в этом году выпал рано. Зима наступала небывало суровая. Сакмарцы собирались у церкви печальные и подавленные. Сегодня похороны в городке.

Вся округа содрогнулась от возмущения и горя. Даже у казаков, находящихся в войске Пугачёва и прибывших на похороны родственников в Сакмарск, навёртывались слёзы от услышанного. В течение трёх дней, минувших после боя с сабарманами, над городком царил траур.

А сегодня все жители Сакмарска сошлись у церкви, чтобы присутствовать на панихиде.

Девять детских гробов, двенадцать женских и пятнадцать мужских были составлены