Ты мужик здоровый. Больные уважать будут. А медсестрички – целовать в щечку. И главное, у нас в больничке все гораздо логичнее и спокойнее, чем у вас во власти.

– А знаешь, все же победа будет моя. Потому что за мной правда.

– Дай бог. Совсем плохо будет – приходи к нам в больничку. Отлежишься. Подлечишься.

– Типун тебе на язык!..

На следующий день в тире на плановых стрельбах я встретил Граца. Он близоруко всматривался через мушку в цель.

Начальник следственной группы был сама вежливость. Но в глубине глаз пылала злоба. Неудивительно. Потерял своего главного свидетеля Дария Хижняка. Интересно, он уже знает, что это моя работа? Или только подозревает?

Но внешне ничем своей неприязни он не показал. Наоборот, подобострастно стелился, преданно глядя в глаза. И хвастался своими подвигами:

– Движется дело по «Пролетарскому дизелю». Прогремим на весь СССР. И вашу роль, Ермолай Платонович, тоже укажем. Кто грудью на динамитные шашки лег? Вы. Почти как я тогда, на гранату, когда меня ранили…

Про «укажем роль» – эта звучало как-то двойственно. Указать на бумаге роль человека можно очень по-разному. А бумага все стерпит.

– Все по заслугам получат, – завершил речь Грац, все же выстрелив из «ТТ» и промазав. Спрятал пистолет в кобуру.

– Ценю вашу принципиальную позицию, – сказал я, тряся ему руку. – Большую работу сделал, Ефим Давидович. Иногда я был несправедлив к тебе, но это рабочие моменты. Как коммунист, признаю твои заслуги.

В общем, обменялись комплиментами. Прикидывая при этом, что неплохо бы всадить в оппонента пулю прямо сейчас, не отходя от тира.

Эх, жизнь чекистская. Надо улыбаться. А в Гражданскую рубанул бы такую контру шашкой наискосок. А потом ответ бы держал перед революционным командованием по совести. Сейчас так не получится.

В глазах Граца помимо ярости я читал угрюмое торжество. А ведь этот таракан что-то задумал. Ну что же, будем готовиться к сюрпризам. На крайний случай письма я уже заготовил. Только помогут ли?

Шальная мысль мелькнула: «А может, и правда бежать?» Каюсь, уже давно заготовил тревожный пакет – паспорт на чужое имя, деньги, даже оружие. И, глядя в глаза Граца, понимал – наверное, пора.

А потом всколыхнулось все внутри. Да черт с ними со всеми! Пусть я погибну. Но еще потрепыхаюсь, и мало никому не покажется!..

Бесславно погибнуть возможность мне дали даже быстрее, чем я думал…

Глава 8

Мой боевой водитель Саша Платов травмировал ногу на занятиях по боевой подготовке. Отрабатывал приемы борьбы самбо, недавно включенной в программу специальной подготовки наших сотрудников. Неудачно упал. И загремел минимум на две недели в госпиталь.

На автобазе мне выделили на время другого водителя, что создавало некоторые неудобства. Саше я доверял как родному. И заботился он о моей безопасности трогательно и строго. А новому – ну зачем ему знать слишком много обо мне и моем окружении? Слухи пойдут разные – где начальник бывает, с кем.

До моей квартиры новый водитель меня довозил исправно. Но когда я направлялся к Антонине, то выходил из машины за несколько кварталов до цели, приказывал ему возвращаться на базу, а сам дальше шел пешком.

За окном кабинета сгустилась тьма. Стрелки на циферблате напольных часов в рассохшемся резном корпусе показывали четверть двенадцатого. Давно уже пора заканчивать вахту.

Сегодня к Антонине. Мы договаривались…

Доехал на машине до Нахаловки. Распрощался с шофером. «Эмка» заурчала уютно и скрылась за поворотом.

Тишина, пустота. Вокруг заборы и бревенчатые дома, как в деревне. Дальше шли деревянные двухэтажные бараки.

За спиной слышалась отдаленная музыка. Там, в паре кварталов, расположена районная танцплощадка, на которой собирается заводская и окрестная молодежь. Громкоговоритель наяривает «Рио-Риту». Под нее вся страна танцует энергичный зажигательный фокстрот. А под музыку с романтическими названиями «Утомленное солнце», «Дождь идет», «Брызги шампанского» парни и девушки прижимаются друг к другу в томном кружащемся танго.

Что-то сегодня народ с танцами припозднился. Обычно уже в десять вечера все расходятся по домам. И в Нахаловке все как вымирает. Ведь рано утром на работу, на завод. Не до поздних танцулек. А сегодня праздник, что ли, какой?

Раньше в этих местах ночью можно было налететь на нож и остаться без кошелька. Но в последние годы милиция хорошо почистила район, особенно с учетом того, что здесь расселилась заводская интеллигенция и квалифицированные рабочие.

Я шел мимо расчищенной площадки, откуда мне до флигеля Антонины метров триста. Тут раньше был жилой барак. Его снесли два года назад, когда решили прокладывать асфальтовую улицу с многоэтажными жилыми домами, куда переселят из бараков рабочих и которая воткнется в центр города. Но планы были изменены, улицу стали тянуть от центра. Года через три она дойдет досюда. Так что стройка пока заморожена. Теперь тут проплешина, куча распиленных и уже сгнивших деревьев, дощатый длинный сарай под стройматериалы.

Хорошее место. Темное – только луна светит. Отличное поле боя!

Спиной я ощутил движение сзади. У кого нет предчувствия опасности, долго на войне не живут. А я всю жизнь воюю. И научился чувствовать смерть затылком. Поэтому пока жив.

Я даже не размышлял. Двигался на отработанных с Первой мировой войны рефлексах. Не стал озираться, оборачиваться, отпрыгивать, пригибаться. Просто рухнул на землю и откатился в канаву.

Пуля прошла над моей макушкой, когда я еще был в падении. И тут же вжикнула вторая. Опять мимо.

Лупили в меня метров с пяти. Стрелок как черт из табакерки вынырнул из-за сарая. Ни здрасте, ни до свидания. Сразу палить!

Я перевернулся на спину, умудрившись в движении вытащить из-за пазухи револьвер.

В таких ситуациях обычно сознание не столько руководит телом, сколько фиксирует отдельные картинки. Вот я ловлю в прицел силуэт, четко очерченный светом луны на фоне звездного неба. Вот мой палец давит на спусковой крючок. Гремит выстрел. Сознание уже наперед знает – в точку. И правда – силуэт рушится на землю.

А я уже на ногах. И картинка в моей голове сложилась из фрагментов четкая. Нападавших двое. Один, похоже, готов. Второй поворачивается и улепетывает со всех ног в кусты.

Куда же ты собрался? Нам еще поговорить надо. Ты мне нужен живым. Пускай и не здоровым.

Аккуратно, как в тире, я стреляю ему по ногам, И ссаживаю с первого выстрела, хотя между нами уже метров двадцать.

Лежит, сволочь. Скулит. Нога прострелена. Ну что, пойдем знакомиться.

Прохожу мимо стрелка. Тот признаков жизни не подает. Моя пуля вошла ему прямо в лоб.

Левой рукой лезу в карман брюк, где у меня всегда лежит плоский маленький