В общем, державшую меня руку враз отделило от туловища.

Заорали оба. Хускарл, оставшийся без руки, и хёвдинг, его без руки оставивший.

Я же скользнул за спину второго свея и попутно стал обладателем меча. Меч этот был тяжеловат, и мне не совсем по руке, но разить врагов им было можно. И даже нужно. Что я и сделал, всадив острие в толстую ляжку Чернозубого.

Острие оказалось туповато, вошло неглубоко. Однако Геллир совсем взбеленился и сделал еще одну попытку отправить меня в гости к богам. И опять неудачно.

Особенно неудачно для парня, у которого я позаимствовал мечуган и который выступил в качестве моего щита. Одноразового.

В доме было душно, дымно, темно и тесно. Орудовать в такой давке длинным клинком, да еще в обычной для скандинавов размашистой манере, было, мягко говоря, рискованно. Геллир рискнул. И еще раз рискнул, еще на замахе угодив по голове одному из своих, отчего и удара у него не получилось…

А потом на широкое плечо Чернозубого обрушилось лезвие секиры. Броня выдержала, но кость хрустнула. Геллир взревел. Рука его повисла, меч выпал… И я не преминул его подхватить левой рукой.

Геллиру он был уже не нужен. Разве что в качестве пропуска в Валхаллу. Еще один удар топора – и отряд противника обезглавлен. В прямом смысле этого слова. Добрый удар. Свей, который его нанес, определенно умел управляться с боевым железом.

Задаваться вопросом, почему вдруг один из свеев восстал против своего хёвдинга, я не стал. Некогда. Меня как раз сцапали: правая рука будто в тиски попала. И тут же молодецкий удар вышиб из моей левой руки только-только обретенный мечуган Геллира.

Оно и к лучшему, как оказалось, потому что этой же рукой я извлек нож и порадовал схватившего меня свея железом под мышку.

Нож застрял, но свей меня отпустил…

Для того чтобы его приятель порадовал меня ударом чего-то острого в спину. Удар получился вялым. Скорее толчок, чем удар. Кольчуга уберегла от повреждений, но не от самого толчка. Я споткнулся о чье-то тело, нырнул вперед и воткнулся шлемом в бронированный живот. Жестковато вышло. Так можно и шею повредить. Следующий удар пришелся по спине и швырнул меня на грязную солому, устилавшую земляной пол длинного дома. И тут же на меня повалился боец, схлопотавший мой нож в сердечную мышцу. Тяжеленный, гад! Придавил конкретно.

В мою спину еще разок ткнули чем-то острым. Потом долбанули по шлему. И снова – между лопаток. С минимальным результатом. Не так-то просто убить человека, на котором надета качественная броня.

Не просто, но возможно. Особенно если этот человек похож на придавленного тапком таракана…

К счастью, времени на мое добивание у моего недруга не осталось.

Обычный шум боя внезапно накрыл леденящий сердца берсерочий рык.

В двери, о которых забыли в суматохе, ворвался мой братец Медвежонок.

И всем моим недоброжелателям как-то сразу стало не до меня.

А потом в щеку мне дохнул мой Волчок: чего разлегся? Время сплясать!

И мы сплясали. Отменный танец получился. Жаль только, что гражданские пострадали. Те, кто не сообразил забиться в самый дальний угол.

Впрочем, подпали мы дом, погибших было бы на-амного больше.

– Я думал, ты умом ослаб, братец! – простодушно сообщил мне Медвежонок, пока местные жители под руководством дренгов стаскивали своих бывших хозяев в одну большую кучу на берегу. – А ты великую мудрость проявил и дивную храбрость!

Ага. Как же! Однако признаться в том, что стратегическое мышление – не моя сильная сторона и все сразу пошло наперекосяк, было бы стратегически неверно. Потому я важно закивал и сделал вид, будто с самого начала угадал причину суицидного поведения Геллира Чернозубого. Мол, решил мужик: лучше сдохнуть в бою, чем предстать перед конунгом законченным лузером.

Впрочем, это как раз в моем стиле – удачно сымпровизировать, а потом делать вид, будто так и задумано. Мол, я заранее знал, что с крыши летит кирпич, а не сунул руку в карман, обнаружил отсутствие кошелька и остановился.

Лютые видом новобранцы глядели на меня с восхищением. Ну да, я заполучил в хирд еще парочку шведов: младших братьев истекшего кровью Бондура. Парни решили, что Геллир напал на их брата. И в два топора прикончили своего бывшего вождя. А потом ухитрились выжить в последовавшей мясорубке.

Что характеризовало их с наилучшей стороны.

Как моих будущих хирдманов, разумеется.

Медвежонок проворчал что-то не слишком одобрительное: мол, нехорошо это, когда бойцы убивают собственного вождя. Но все-таки признал: повод для бунта у братьев был, факт. А главное: Медвежонок тоже знал, что нам нужны люди. Особенно умелые и везучие. А эти именно таковы. И после содеянного обратной дороги у них нет. Следовательно, нам они будут верны. Без вариантов.

Братьев звали Траусти и Трюгви Крумисоны. Забавно. Покойный хёвдинг вряд ли согласился бы с тем, что имена им подходят. Они переводились как «заслуживающий доверия» и «верный».

В общем, все закончилось благополучно. С нашей стороны вообще ни одного погибшего. Очередное доказательство тезиса о том, что правильный строй – это наше все. То есть не совсем «наше», но для менее опытных бойцов – да. И там, в доме, мы с Медвежонком обошлись парой десятков ссадин, синяков и царапин, потому что встретил нас не сплоченный строй свеев, а вооруженная толпа, дезорганизованная, потерявшая лидера и вдобавок изрядно обескураженная предшествующими событиями.

Хотя, как выяснилось, особой сплоченности у «таможенников» и раньше не было. Геллир отличался характером вздорным и злобным. Надо думать, этому весьма способствовала терзавшая его зубная боль.

Тем не менее никто из выживших свеев присяги мне не принес. Ну, кроме Крумисонов. Причина тоже была понятна: родственники в «метрополии».

Всего же пленных у нас оказалось восемнадцать штук. Это не считая той тройки, что осталась в кирьяльской деревне.

Что делать со всей этой оравой, я не знал. Убивать не хотелось, рабов из них не получится. Разве что на каких-нибудь галерах или в каменоломнях. То есть в цепях и под жестким контролем. Галер у меня не было. Каменоломен – тоже. Отпускать их на свободу попросту опасно.

Выход подсказал Тьёдар. Пусть пленные принесут торжественную клятву, что отправятся домой и больше никогда не поднимут против нас оружия. Текст клятвы составил он же. И это был хороший текст. Будь я убежденным последователем скандинавского пантеона, никогда не рискнул бы нарушить подобную клятву.

По всей видимости, пленные тоже прониклись. Но поклялись. Все. Потому что несогласных ждало тесное общение с Медвежонком, который заявил, что охотно подарит упрямцев Одину. Причем не в качестве соседей по застолью, а реализует схему, по которой жрецы Одноглазого приходуют рабов в капищах.