Все эти подробности Эллен с удовольствием перебирала в памяти по дороге домой. Морозный воздух искрился в лунном свете. Под ногами скрипел снег. Внизу, в долине, лежал Глен, а за ним белела гавань. В кабинете дома священника горел огонек. Значит, Джон Мередит уже ушел домой. Предложил ли он Розмари выйти за него? И чем объяснила Розмари свой отказ? Эллен понимала, что никогда не узнает об этом, хотя ее снедало любопытство. Она была уверена, что сестра ничего не расскажет, а расспрашивать ее казалось невозможным. Следовало удовлетвориться самим фактом отказа. В конце концов, это было единственное, что имело значение.

— Надеюсь, у него хватит ума по-прежнему иногда заходить к нам и поддерживать знакомство, — сказала она себе. Она очень не любила оставаться одна, и «мысли вслух» были одной из уловок, позволявших ей скрасить нежеланное одиночество. — Это ужасно, когда нет мыслящего мужчины, с которым можно иногда поговорить. А ведь вполне вероятно, что он никогда больше даже не подойдет к нашему дому. Вот и Норман Дуглас тоже… нравится мне этот мужчина, и я была бы совсем не прочь время от времени вступать с ним в ожесточенные споры. Но он никогда не посмеет зайти к нам из опасения, что люди подумают, будто он снова ухаживает за мной… из опасения, что я сама могу так подумать… хотя он теперь для меня посторонний, которого я знаю даже меньше, чем Джона Мередита. Неужели мы с ним когда-то были влюблены друг в друга? Это кажется сном.

Ну а теперь в Глене есть только двое мужчин, с которыми мне хотелось бы иногда поговорить… но из-за возможных сплетен и этого дурацкого ухаживания я вряд ли когда-нибудь снова увижу одного или другого. Я вполне могла бы, — сказала Эллен, обращаясь к неподвижным звездам с подчеркнутой язвительностью, — вполне могла бы создать куда более разумный мир, чем этот!

У своих ворот она приостановилась, неожиданно ощутив неясную тревогу. В гостиной все еще горел свет, и по шторам двигалась тень женщины, беспокойно расхаживавшей взад и вперед. Почему Розмари не спит в такой поздний час? И почему она бродит как безумная?

Эллен бесшумно вошла в дом. Когда она открыла дверь в переднюю, из гостиной ей навстречу вышла Розмари, разрумянившаяся и задыхающаяся. Вся ее фигура дышала напряжением и страстным волнением.

— Почему ты не в постели, Розмари? — спросила Эллен.

— Входи скорее, — сказала Розмари взволнованно. — Я хочу что-то тебе сказать.

Эллен спокойно сняла шаль и галоши и последовала за сестрой в теплую, освещенную камином комнату. Там она остановилась, положив руку на стол, и ждала.

Суровая и чернобровая, она выглядела по-своему очень красивой. Новое черное бархатное платье со шлейфом и удлиненным вырезом, которое она сшила специально для серебряной свадьбы Поллоков, выгодно подчеркивало ее величественную массивную фигуру. На шее у нее было великолепное янтарное ожерелье, семейная реликвия. Морозный воздух нарумянил ей щеки до ярко-алого цвета. Но ее стальные голубые глаза были такими же ледяными и жестокими, как небо в зимнюю ночь. Она стояла и ждала в суровом молчании, которое Розмари смогла нарушить, лишь сделав над собой отчаянное усилие.

— Эллен, мистер Мередит был здесь сегодня вечером.

— И что же?

— И… и., он предложил мне выйти за него замуж.

— Я этого ожидала. Разумеется, ты ему отказала?

— Нет.

— Розмари! — Эллен стиснула руки и невольно сделала шаг вперед. — Ты хочешь сказать, что приняла его предложение?

— Нет… нет.

Эллен вновь овладела собой.

— Что же тогда ты сделала?

— Я… я попросила его дать мне несколько дней, чтобы все обдумать.

— Не понимаю, зачем это было нужно, — сказала Эллен с холодным презрением, — когда ты можешь дать ему лишь один ответ.

Розмари умоляюще протянула руки.

— Эллен, — сказала она в отчаянии, — я люблю Джона Мередита… я хочу стать его женой. Пожалуйста, освободи меня от того обещания.

— Нет, — сказала Эллен безжалостно, так как почти умирала от страха.

— Эллен… Эллен…

— Послушай, — перебила Эллен. — Я не просила тебя ничего обещать. Ты сама это предложила.

— Я знаю… знаю. Но я не думала тогда, что когда-нибудь снова полюблю.

— Ты предложила дать это обещание, — продолжила Эллен, не смягчившись. — Ты дала его на Библии нашей матери. Это было не просто обещание… это была клятва. Теперь ты хочешь нарушить ее.

— Я лишь прошу тебя освободить меня от нее, Эллен.

— Я этого не сделаю. Обещание есть обещание — я так считаю. Я не намерена освобождать тебя от него. Нарушь свое обещание… стань клятвопреступницей, если хочешь… но моего согласия на это не будет.

— Ты очень сурова ко мне, Эллен.

— Сурова к тебе! А что будет со мной? Ты хоть подумала, каково будет мне одной, если ты уйдешь от меня? Я не вынесу одиночества… я сойду с ума. Я не могу жить одна. Разве я не была тебе хорошей сестрой? Разве я хоть в чем-нибудь шла против твоих желаний? Разве я не потакала тебе во всем?

— Конечно… конечно.

— Тогда почему ты хочешь покинуть меня ради этого мужчины, которого ты всего год назад и в глаза не видела?

— Я люблю его, Эллен.

— «Люблю»! Ты говоришь как школьница, а не как женщина средних лет. Он не любит тебя. Ему нужна экономка и гувернантка. И ты не любишь его. Ты просто хочешь сделаться «миссис»… ты одна из тех слабохарактерных женщин, которые считают позором быть зачисленными в категорию старых дев. Вот и все, что тут можно сказать.

Розмари вздрогнула. Эллен не могла или не хотела понять. Спорить с ней было бесполезно.

— Так ты не освободишь меня от обещания, Эллен?

— Нет. И я не хочу больше говорить об этом. Ты обещала, и тебе придется сдержать слово. Вот и все. Иди спать. Посмотри на часы! Ты ужасно романтична и слишком возбуждена. Завтра ты будешь разумнее. Во всяком случае, чтобы я больше не слышала об этих глупостях. Иди.

Розмари ушла без единого слова, бледная и подавленная. Эллен несколько минут возбужденно расхаживала по комнате, а затем остановилась возле кресла, в котором спокойно проспал весь вечер Сент-Джордж. Невольная улыбка появилась на ее мрачном лице. Был только один момент в ее жизни — смерть матери, — когда Эллен не могла разбавить трагедию комедией. Даже в те давние тяжелые дни, когда Норман Дуглас, если можно так выразиться, «бросил» ее, она смеялась над собой так же часто, как плакала.

— Я думаю, кое-кто будет дуться, Сент-Джордж. Да, Сент, я предполагаю, нас ждет несколько неприятных, унылых дней. Что ж, мы переживем их, Джордж. Мы справлялись с глупыми детьми и прежде, Сент. Розмари подуется немного… а потом это пройдет… и все будет как прежде, Джордж. Она обещала… и ей придется сдержать обещание. И это мое последнее слово — больше я ничего не скажу на эту тему ни тебе, Сент, ни ей, ни кому-либо другому.