— Верю, парень. Как звать-то?

— Юра. — соврал для чего-то Пашка.

— Давай краба, Юра! — гигант сунул деньги за пазуху и протянул Родионову открытую крепкую ладонь. — Прощай, брат-мореход!

Мужики двинулись обратно.

Легкая грусть прощания с деньгами овладела Пашкой, но взглянув на полновесные мешки, он ободрился и прищелкнул пальцами. И складно, в лад этому щелчку, притормозила рядом легковая «Скорая помощь» и выглянувший водитель кратко произнес:

— Куда?

— К Яузе.

— Садись.

Родионов уселся сзади, положив за спину мешки. Поехали. Итак, все пока складывалось удачно. Правда, Родионова пощипывала совесть оттого, что как ни рассуждай, а товар явно краденый. С другой стороны, они все равно бы его кому-нибудь толкнули, успокаивал себя Пашка. Кавказцам тем же. Не я, так другой использовал бы эту возможность. В конце концов, не у бедной же вдовы похищено. И потом, объективно, нужны ведь мне деньги, и деньги большие. Хватит этих унижений с Ольгой. Нужны деньги и точка. Отчего-то именно это обстоятельство, что деньги нужны, более всего успокоило Родионова, и он впал в созерцательное состояние, стал глядеть на дорогу перед собой.

Они ехали по узкой, забитой транспортом, набережной реки Яузы.

Впереди медленно плыла ярко-красная спортивная машина, все время пытаясь обойти так же медленно ползущий старый «Москвич», вид которого, несомненно, раздражал владельца иномарки.

— Что за марка? — крикнул Родионов водителю.

— «Корвет»! — отозвался тот и через минуту добавил. — Дорогой, сука!.. Американская мечта!..

Между тем владелец «Корвета» беспрерывно сигналил, пытаясь объехать «Москвич» и слева, и справа, но неизменно на узкой дороге то слева, то справа внезапно обнаруживалась непреодолимая преграда — то грязная лужа неизвестной глубины, то битый бетонный блок с клочьями черной арматуры, то приоткрытый люк канализации, а то вдруг кто-то рисковый с кирзовой надорванной сумкой в руках кидался наперерез движению…

Некоторое время это состязание иномарки с «Москвичом», вероятно, развлекало молчаливого водителя «Скорой помощи», но в конце концов беспрерывные сигналы породистой машины стали ему надоедать, и он длинно выругался.

— Ну обгонит он его, козел, а дальше что?

Впереди долгой тесной вереницей ползли машины. Перед «Москвичом» двигалась несокрушимая громада крытого «Камаза», а еще дальше высилась многотонная лапа какого-то землеройного чудовища, что ползло, покачивая чугунными хищными когтями, занесенными сразу над несколькими идущими впереди легковушками. Родионов поежился, представив себе, что может произойти, если эта карающая лапа обрушится сверху на бедных грешников, сидящих в легковушках…

Невольно он обернулся и вздрогнул — над ними нависла такая же роковая опасность в виде длинной стрелы автокрана с оттянутым для удара стальным крюком. Трос, страхующий этот крюк, был тонок и измочален…

И снова очнулась задремавшая было совесть, мелькнула в голове даже некая юридическая цитата о неотвратимости наказания за всякое преступление. Ведь если грохнет сейчас сзади по башке этим крюком, то ведь и справедливо — «не укради!» Жестоко, но справедливо. И крыть на Страшном суде будет нечем. «Господи, прости меня, мысленно попросил Родионов, ей-Богу в последний раз…»

И тотчас кинулся его защищать услужливый адвокатский тенорок: «Следствие нищеты… Бедность. И в конце концов, кто без греха. У того вон в красной иномарке разве меньше грехов? Откуда же у него такое богатство, а?..»

Это уж точно, подумал Павел. У этого-то грехов!..

И — удар страшной силы потряс «Скорую помощь».

Нелогичнее всего в этом карающем ударе было то, что жизнь Родионову спас именно краденый мешок, приняв на себя всю силу удара и сбив Пашку на пол. Стальной крюк проскрежетал, сминая жесть кузова, и задел-таки Пашкино плечо. Но удар этот скользящий, был ударом назидательным, не смертельным… Из распоротого чрева мешка хлынули алюминиевые стабилизаторы.

Несмотря на боль, Родионов в молниеносном озарении успел вспомнить закон маятника, успел вспомнить при этом еще и объясняющего этот закон старого детдомовского учителя физики, его короткие седые усы щеточкой и даже грустный глухой голос.

Крюк по закону маятника должен был пойти обратно, и Родионов пригнулся, кидаясь в счастливо открывшуюся от удара дверь. Крюк растратил уже свою кинетическую силу и мирно покачивался позади раскуроченной им машины. Родионов видел себя как бы со стороны, поднимающегося с четверенек и пытающегося отряхнуть с колен налипшую грязь. Мешали неизвестно как оказавшиеся в скрюченных горстях злополучные стабилизаторы, а он не мог понять, что же с ними нужно делать, как освободить свои ладони от этих странных алюминиевых штучек. «Так ловят обезьян, так ловят обезьян!» — тукал в голове все тот же предательский, провокаторский тенорок. «Как ловят обезьян? Как?» — хотел допытаться Павел, но к ним уже сбегались случайные зеваки, крича неразборчиво и возбужденно.

Родионов встряхнул головой, прогоняя овладевшее им нервное опьянение. Ощущение реальности быстро возвращалось. Его водитель выволакивал из кабины автокрана растерянного тщедушного противника. Родионов бросился разнимать врагов, что вызвало неудовольствие у окружающих зевак.

— Давай, скрывайся отсюда, — бросил через плечо водитель «скорой». — Какой, к чертям собачьим, еще расчет?..

Родионов полез в машину, стал спешно сгребать стабилизаторы в найденную тут же казенную серую простыню, всю в пятнах засохшей крови. Кое-как, преодолевая боль в плече, связал узел, захватил второй уцелевший мешок и, пошатываясь, побрел прочь. Подсобляя себе коленом, когда скользкий мешок вырывался из-под мышки, добрался до обочины, присел на бордюр.

Через пару минут сторговался с бойким толстячком. Толстячок проницательно взглянул на покрытый ржавыми пятнами узел, вызвался помочь с погрузкой, цепко ощупал подозрительный тюк. Поехали. Водитель оказался на диво начитанным и говорливым малым. Он вез Родионова, непрерывно треща и мучая его разговорами о различных страшных случаях. Стопка газет лежала тут же, у рычага переключения скоростей, и он поминутно оставляя руль, стучал доказательным пальцем в эту стопку.

— Ты подумай, что творится! — восхищенно и радостно восклицал он. — Облил соляркой и подпалил! А сперва молотком по кумполу, слышь ты!.. Молотком по кумполу, а потом соляркой, паразит!..

Родионов мрачно и сосредоточенно глядел на дорогу, вытягивая вперед ноги и упираясь изо всех сил, когда отвлекшийся водитель в очередной раз бросал руль.

Двум смертям не бывать, успокаивал себя Родионов, но говорливый толстячок, словно подслушав его мысли, тут же опроверг:

— А вчера две смерти! Двоих прикокошили среди бела дня. Так-то, браток. Двух голубчиков одной очередью замочили, паразиты!..

Наконец, подъехали к дому. Родионов торопясь расплатился и с облегчением покинул кабину, но отойдя со своей кладью шагов уже на пять от машины, услышал вдогонку: