— Это наше внутреннее озеро! — грозил новоявленный «Македонский» в запале своим распластавшимся ниц флотоводцам. — И нельзя пускать в него гяуров, чего бы это нам ни стоило.

Но очень скоро все изменилось. Весть о том, что русская эскадра не только достигла Срединного моря, но и высадила в Морее свои войска, была ошеломляюща. Газеты тех дней писали, что по своей неожиданности это известие было для турок таким же ударом, как в свое время вторжение Ганнибала в Италию для Древнего Рима. Раздражение султана мгновенно отозвалось яростью его ближайших подданных. Сразу же началась ужасная резня греков в Константинополе, затем массовые побоища прокатились по Кандии и Тунису. Количество истребленных греков стало своеобразным мерилом преданности султану...

Блистательная Порта пребывала в шоке. Уверенный в своем морском могуществе, султан не мог и предположить, что у московитов могут быть какие-нибудь суда, а уж о том, что с Балтийского моря есть проход в Средиземные воды, он и понятия не имел[41]. Вину за проход русской эскадры в Средиземное море Мустафа почему-то возложил на Венецию. Из Морей и островов Архипелага мчались гонцы, моля о помощи. Посланцев грустных вестей сажали на кол — султан пребывал в печали. И было, от чего!

Нынешний, 1184 год гиджры не был похож на прошлый, 1183-й. Неудачи армии под Хотином и флота под Еникале сделали свое дело. А тут еще эти суда московитов, нацеленные в спину! Узнав об эскадре гяуров, немедленно поднял восстание египетский паша Гаджи-Али-бей, вознамерившийся отложиться от Порога Счастья и объявить себя султаном Египта. В Черногории выискался некий Степан Малый, выдававший себя за императора Петра III и подбивавший горцев к восстанию. Взялись за оружие извечные враги — персы, грозя сопредельным с ними турецким провинциям. Даже грузинские князья, вступив в союз, дерзко отказались снабжать сераль своими прекрасными дочерьми. Восставали все обиженные и угнетенные... Быстро исчезал боевой пыл войска. Сейчас уже не верилось, что еще совсем недавно в боевом порыве янычары наносили себе кинжалами раны, крича до исступления:

— Саблей Москву! Саблей!

Кричали, пока не падали на улицах от потери крови.

Тогда сам султан, подавая пример подданным, велел перелить свой любимый золотой сервиз в звонкие талеры, но последователей у него не нашлось.

Войско бунтовало, отказываясь воевать. Не помогали ни щедрые посулы, ни засланные в объятия дезертиров любвеобильные девы. Посулы отвергались, дев же попросту били. Тогда начались казни... Но в первую же ночь все виселицы были переломлены, а на стенах сераля начертано яркой краской: «Доставь нам мир или будешь лишен жизни». За поимку наглецов Мустафа обещал сказочное богатство, но те как в воду канули. А тут еще дерзкое появление московитов у берегов Морей. Правда, под окнами сераля было тесно от мачт. Беспорядков флот не знал, корабли были до верхних палуб завалены припасами морских арсеналов — терсанэ. Но легче от этого на душе у Мустафы не было. Повздыхав тяжко, призвал к себе султан министра по иноземным делам, умного и хитрого Ресми-эфенди.

— О мой лев, не причиняй себе хлопот! — полз к нему по коврам прибывший министр. — Угрозы от гяуров на море тебе нет никакой. Из Путурбука послал московитянин на воды Морей и в Архипелаг лишь несколько мелких судов, чтоб вертеться меж островами. Дорогой нахватал он презренных барок и дрововозок, составил себе флот из этого хлама. Опытные знатоки моря предсказывают, о несравненный, что первая же здешняя буря истолчет в щепки и размечет по морю ладьи опрометчивого гяура!

Повеселел немного Мустафа от речей таких, велел звать к себе капудан-пашу со всеми его адмиралами.

Ибрагим-Хасан-паша ехал к султану торжественно. От своего дворца в Галате до рейда на резной, красного дерева шлюпке. Там пересел на любимую галеру «Бастарда» и на ней поплыл к берегу Сендак-Купп. Корабли и суда провожали его пальбой, великим криком и обилием флагов. На берегу влез Ибрагим-Хасан на арабского скакуна. Следом за ним, пыхтя, залезли в седла остальные адмиралы.

В серальном саду в тени кипарисов флотоводцев поджидал сам султан, беседуя с варварийскими астрологами о счастливых днях и ночах для жителей Стамбула.

— Я мечтаю, чтобы Порог Счастья стал настоящим счастьем для моих подданных! — делился он с учеными своими мыслями. — Слышали ли вы, что говорил мне мудрый Рейсми-эфенди? — обратился султан к капудан-паше, выходя навстречу из беседки. — Плывите и топите их дрянной флот, не зная пощады! Самих же главарей разбойничьих, Спиритуфа и Орлуфа, тащите ко мне, чтоб подыхали на колу пред моими глазами.

— О, тень Аллаха на земле! — грохнулись разом ему в ноги флотоводцы. — Мы сдуем неверных со света, как пыль с зеркала!

— Какую хитрость задумал на этот раз ты, мой лев? — обратился Мустафа III к распростертому ниц бею, в высоком тюрбане с алмазным пером.

Это был любимец султана, в прошлом алжирский пират, а ныне младший флагман — патрон великого флота и обладатель почетного титула «Крокодил морских сражений». Гассан-бей[42] поднял голову, глядя снизу вверх на повелителя умными, преданными глазами.

— О великий из великих, царь царей и гордость всех правоверных! Я придумал страшную хитрость. Каждое твое судно сцепится с врагом и взорвется вместе с ним во славу Аллаха. Но твой, о несравненный, могучий флот больше и грозней московитова. Потому, взорвав русские корабли, твой флот заметно не уменьшится. Пусть трепещут жалкие души недругов твоих, услыша имя твое, о могущественный!

Маленький и толстый Мустафа жмурился от удовольствия.

— Мои крокодилы! Плывите и топите. Сейчас нам нужна только победа! Будьте неукротимы и не знайте жалости к проклятым кяфирам! Молясь во славу Аллаха, я буду ждать от вас радостных вестей! Дашке!

Вновь уткнулись лбами в густую траву адмиралы и поползли назад. Первым пятился адмирал Ибрагим-Хасан-паша, в присутствии султана всегда робевший, за ним Гассан-бей Джезаирли, в присутствии султана всегда красноречивый, потом остальные флагмана, в присутствии султана всегда безмолвные. Привратники-капичи с палками в руках пропустили флотоводцев из беседки, вернув им ятаганы.

В тот же день, воздев паруса, турецкий флот покинул Стамбул. Остались позади арсеналы и верфи Галаты, роскошный дворец капудан-паши и адмиралтейство, бледно-розовые иглы минаретов и полчища кипарисов в Полях Мертвых. На рейде Галлиполи суда бросили якоря. Здесь предстояло обождать отставших и окончательно подготовиться к плаванию.