Внутри Грауденца здания мешали советским летчикам использовать и тот и другой прием. Уж, конечно, нам не приходилось бояться советских штурмовиков. Не в городе.

У моста толпились тысячи немецких солдат, многие с машинами и снаряжением. Там же собралось неописуемое количество беженцев, старых и молодых, большинство вцепилось в свои пожитки. В общем, огромная толпа, и все желали перейти по мосту, чтобы оставить покрытую льдом Вислу между собой и Советами, гнавшимися за ними по пятам.

Некоторые предприимчивые гражданские, в основном те, кому было сравнительно нечего нести, шли неестественно короткими шажками по шпалам железнодорожного моста, явно надеясь, что ни один германский поезд не заставит их прервать путь до того, как они доберутся до западного берега Вислы — до Померании.

Мы также видели разбитые остатки механизированных частей, ни у одной из них не было знака 7-й танковой дивизии, жирного Y на броне. Наша дивизия еще не дошла до моста.

Казалось, что мы, танкисты, вечно будем делать то, что называется «стоять на месте» — на холоде, в паре кварталов от моста. Так мы себя чувствовали всю следующую ночь.

Но вскоре после рассвета 27 января нас, три «ягдпанцера» с экипажами, взяла в оборот банда Soldatenklau в шернеровском стиле, которой командовал саперный майор. При этих любителях красть честных солдат было несколько военных полицейских, которые расчищали нам дорогу — не к мосту, а в противоположном направлении, к складу на боковой улице, где они дали нам кофе и немного еды, а также немного горючего для машин — но ни бронебойных снарядов, ни осколочных. В Грауденце Soldatenklau были чем-то большим, чем обычная придорожная операция.

У Soldatenklau не было другого выбора, кроме как оставить обер-лейтенанта Криппендорфа командовать тремя «ягдпанцерами». Таким образом, мы не очень глубоко интегрировались в Soldatenklau в нацистском смысле слова, хотя на складе обер-лейтенанту придали десять человек пехотной поддержки, которых накормили и напоили задолго до нашего появления.

Технически Soldatenklau сделали обер-лейтенанта Криппендорфа одним из руководителей из-за принятия им десятерых пехотинцев, которые, однако, выглядели вполне боеспособно. Факт, что мы и наши «ягдпанцеры» попали на склад после того, как пехотинцам пришлось как следует подождать, напоминал какой-то гангстерский фильм о краже на заказ. Может быть, потом, на гражданке, эти подлецы именно этим и занялись, если дожили.

Танки — вот что Soldatenklau искали в Грауденце. Следовательно, наше время в Грауденце еще не истекло.

Вскоре нас увели еще дальше от моста, на восточный конец города, район, который наша дивизия — насколько мы знали, она еще не подошла к району моста в Грауденце — вряд ли прошла по дороге к мосту.

Небольшой сектор, который нам выделили Soldatenklau, находился к северу от железной дороги, прорезавшей город с запада на восток.

От пехоты мы вскоре узнали о том, что Soldatenklau делали для того, чтобы сделать Грауденц неприступным для Советов. Мы, например, узнали, что в городе они были известны тем, что тайком вербовали на местную военную службу личный состав разных родов войск, на довольно долгий срок. Это продолжалось уже какое-то время и началось не вчера. Другая странность Грауденца — на складе, где была штаб-квартира Soldatenklau, несколько человек носили коричневую форму нацистской партии, с повязками со свастикой. Такое сотрудничество государственной службы и партийных чиновников было бы еще подозрительно, продолжайся оно и дальше к Берлину.

Каждый «ягдпанцер-IV» мог воевать из засады — это означало, что экипажу нужно было найти подходящее место, чтобы его спрятать. Однако, поскольку мы не хотели приближаться со своей сверхдлинной пушкой к каким бы то ни было зданиям на том богом забытом конце города, обер-лейтенант Криппендорф решил, что мы лучше проверим живые изгороди в 200 м на восток на предмет оборудования позиции. Он с командирами экипажей и унтер-офицером, командовавшим пехотой, прошел по снегу 200 метров, вскоре позвав остальных подогнать туда «ягдпанцеры» и пехоту. Конечно, вдали от зданий было холодно.

Наш водитель не проехал и 150 метров, когда я почувствовал чертов взрыв под передней частью днища. Нас окутала кислотная вонь. Оглушенный водитель что-то пробормотал о противотанковой мине.

Мы нарвались на немаркированное минное поле, возможно, устроенное без какого-либо порядка. Затем такой же взрыв раздался под последней машиной, в 100 метрах сзади. Средняя машина шла по нашим следам; через минуту и она наехала на мину. Весь проклятый район был нашпигован минами.

Каждый из «ягдпанцеров» получил серьезные повреждения гусениц и катков и не мог двигаться, но наши радио и внутренние переговорные системы были в порядке.

Как наводчик обер-лейтенанта, я был старшим заместителем командира, и первым сообщением по радио было, чтобы никто, покидая машину, не спрыгивал на землю. Кинетическая энергия прыжка могла увеличить силу, с которой человек приземлялся — возможно, на противотанковую мину. Нужно было не прыгать, а осторожно слезать.

Я вспомнил, как, подмастерьем электрика, часто прыгал с лесов высотой с крышу «ягдпанцера-IV», те же 1,85 м. Каждый раз, но особенно в холодных местах, я чувствовал ступнями удар о землю.

Я также подумал о последних моделях пистолетов-пулеметов, которые, будучи сняты с предохранителя, могли начать стрелять просто от того, что их держали вертикально, стволом вверх, во время прыжка со сравнительно высокой машины. Такое не могло случиться с МП-40 из машины обер-лейтенанта Криппендорфа — он взял автомат с собой. Однако были еще и пехотинцы, некоторые — с автоматами.

Осторожно двигаясь, парни, части которых помогали другие, спустились, после чего все пошли по следам четверых, прошедших по полю чуть ранее.

Мы вспомнили, что фронтовая клятва солдат 7-й танковой дивизии, кроме прочего, гласит:

«Никогда не оставлю я свой танк, мою машину, или другое военное имущество. Если приказ требует, чтобы оружие или другое имущество было оставлено, я сделаю так, чтобы ничто не попало к врагу неуничтоженным».

Не было вопросов, что мы, в свете последней части этого отрывка, должны делать. Обер-лейтенант Криппендорф просигналил, что все три «ягдпанцера» должны быть уничтожены. Эвакуировать и починить их в этих условиях было невозможно. Советы, часть которых мы встретили за день до того у Лессена, были, наверное, уже на подходе.

Каждый наводчик подождал, пока его товарищи и девять пехотинцев подойдут к живым изгородям; затем он дернул за запал килограммового подрывного заряда. Устало шагая, мы, трое наводчиков, тоже присоединились к сходке у первой изгороди.

«Ягдпанцеры» взорвались, но не одновременно, заряд в последней машине сработал первым.

С обер-лейтенанта Криппендорфа достаточно! К черту интриганов Soldatenklau! Уйдем из Грауденца пешком через Вислу.

Если бы мы не знали кое-чего о немецких противотанковых минах, мы все сидели бы на тех голых полях еще бог знает сколько времени. Самые часто применяемые немецкие противотанковые мины, мины-тарелки, взрывались только под большим весом. Например, мина-42 срабатывала при нагрузке 110–180 кг; мина-43 — при 200–270 кг. В типе 42 было 5,4 кг тротила. В каждой из этих мин ударник, снабженный пружиной, удерживался срезной чекой. А одна из германских противопехотных мин срабатывала под нагрузкой около 34 кг и снаряжалась 1,5 кг тротила.