– Здесь частная территория, – послышался голос у меня за спиной.

Позади стояла приземистая женщина, едва достигавшая моего локтя. На ней была черная шапочка, стягивавшая ей лоб, и темная пелерина.

– Приют закрыт на весь сезон.

– Я не турист.

Она нахмурилась. Очень смуглое лицо, азиатские черты, темные зрачки, напоминающие серые жемчужины в слизистых створках устриц. Точно возраст определить невозможно – наверняка больше шестидесяти. Что до национальности, я предположил, что она филиппинка.

– Вы историк? Богослов?

– Полицейский.

– Я уже все рассказала жандармам.

Она говорила гнусавым голосом, но без малейшего акцента. Я предъявил удостоверение и впридачу улыбнулся:

– Я приехал из Парижа. В деле возникли, скажем так, кое-какие проблемы.

– Сын мой, труп нашла я, так что я в курсе.

Я окинул взглядом внутренний дворик, делая вид, что ищу, где присесть:

– Не могли бы мы где-нибудь посидеть и поговорить?

Миссионерша даже не шелохнулась. Ее водянистые глаза неотступно следили за мной:

– Вы имеете отношение к религии?

– Я прослушал курс французской семинарии в Риме.

– Поэтому вас и направили сюда? Как специалиста?

Она произнесла это так, словно я был экзорцистом или парапсихологом, и я решил на этом сыграть.

– Именно так, – тихо произнес я.

– Меня зовут Марилина Розариас, – она схватила меня за руку и с силой сжала ее. – Я руковожу этим приютом. Подождите меня здесь.

Она скрылась за дверью, которую я не заметил. Пока я вдыхал запах истертого временем камня и разглядывал обитателей приюта, она появилась снова:

– Идемте со мной, я вам покажу.

Ее пелерина хлопнула, будто крылья летучей мыши. Через минуту мы уже были снаружи и шли, преодолевая порывы горного ветра. От дыхания в морозном воздухе образовывались облачка пара, словно материализуя наши сокровенные мысли. Нам предстояло взобраться на скалу, нависавшую над монастырем. Марилина храбро поднималась по крутой тропинке, где вместо ступенек были бревна.

Через десять минут мы добрались до подлеска из молодых елей и березок, в котором то тут, то там проглядывали замшелые скалы. Мы шли вдоль горной реки. Ветви деревьев и выступающие из воды верхушки камней были покрыты мхом, похожим на зеленый бархат. Тропинка стала шире, показалась рыжеватая земля и вездесущие черные ели. Мало-помалу шелест вершин заглушил рев потока.

– Мы почти пришли! – прокричала Марилина. – Здесь, на скале Рэш, самая высокая точка парка и водопада!

Показалась пологая поляна, с которой открывался вид на пропасть. У наших ног лежал монастырь, я узнавал места, которые видел на фотографиях патологоанатома.

Марилина подтвердила мои предположения, показав пальцем:

– Тело лежало вон там. На краю скалы.

Мы спустились по склону. Трава была жесткой, как на поле для гольфа.

– Вы каждое утро приходите сюда для молитвы?

– Нет, я просто прогуливаюсь по тропинке.

– Как же тогда вы обнаружили тело?

– Из-за зловония. Я подумала, что там лежит падаль.

– В котором часу это было?

– В шесть часов утра.

– Так это вы опознали Сильви Симонис? – догадался я.

– Ну конечно. Лицо совсем не пострадало.

– Вы ее знали?

– В Сартуи ее все знали.

– Я хочу сказать: лично?

– Нет, но убийство ее дочери ужаснуло весь район.

– Что вам известно об этом первом убийстве?

– А что я, по-вашему, могу об этом знать?

Воцарилось молчание. Смеркалось. В воздухе повис снежный туман. Я бы с удовольствием закурил, но так и не решился, – наверное, из-за сакрального характера этого места, где совершилось гнусное преступление.

– Я слышал, что тело было повернуто к монастырю.

– Да, естественно.

– Почему же «естественно»?

– Потому что этот труп был провокацией.

– Чьей?

Она спрятала руки под пелерину. Ее коричневое морщинистое лицо напоминало кусок черного кварца.

– Дьявола.

«Вот оно!» – подумал я. Мысль была нелепой, но я ощутил некоторое облегчение: враг был назван, хотя без предрассудков не обошлось.

Я постарался говорить подобающим случаю языком:

– Почему дьявол выбрал именно ваш парк?

– Чтобы осквернить наш монастырь. Изгадить его. Как теперь здесь молиться? Сатана оставил после себя запах тлена.

Я приблизился к краю пропасти, и ветер прижал плащ к моему телу. Жесткая трава скрипела под ногами.

– Помимо выбора места преступления, что заставляет вас считать его сатанинским?

– Положение тела.

– Но я видел снимки. Ничего дьявольского в них нет.

– Дело в том, что…

– Что?

Она искоса взглянула на меня:

– Вы действительно специалист?

– Я же вам сказал: ритуальные преступления, сатанинские убийства. Моя группа сотрудничает с парижским архиепископством.

Казалось, это ее убедило.

– Прежде чем позвать жандармов, – еле слышно проговорила она, – я изменила положение тела.

– Как это?!

– У меня не было выбора. Вам неизвестно о славе монастыря Богоматери Благих дел, о его мучениках, о чудесах, об упорстве, проявленном, чтобы отстоять само это место, которому постоянно угрожало разрушение. Мы…

– Как тело лежало первоначально?

Она колебалась. Хлопья снега кружились вокруг ее темного лица:

– Она лежала на спине, – прошептала она, – с раздвинутыми ногами.

Я взглянул вниз: ограда монастыря и река раскинулись перед нами. Значит, труп лежал прямо над монастырем, выставив напоказ кишащее червями влагалище. Теперь я понял, в чем заключалась провокация Сатаны – восставшего Властелина тьмы, падшего ангела, который вечно стремится раздавить Церковь своей мощью или осквернить ее…

– Марилина, вы чего-то недоговариваете, – сказал я, выпрямляясь. – Дьявол никогда ничего не делает наполовину. Было еще что-то. Знаки в траве? Пентаграммы? Послание?

Она подошла ближе. Вершины елей гудели позади нас, словно трубы гигантского лесного органа.

– Вы правы, – призналась она. – Я кое-что спрятала. Вообще-то это не так уж важно. Я хочу сказать – для следствия… Но зато очень важно для нашей обители. Когда я нашла останки, то сразу поняла – это дело рук Сатаны. Я вернулась в монастырь за перчатками. Знаете, резиновые перчатки, в которых моют посуду. Потом передвинула тело так, чтобы скрыть… ну, интимные места.