Первое, что привлекло Ничино внимание, – это то, что цвет «земли» в полусотне метров справа от него менялся с желтого на синий. Даже не чисто синий, а слегка зеленоватый, словно морская волна. Пройдя еще немного, Нича, изумленно заморгав, понял, что это и правда море.

Теперь было очевидно, что он шел по железнодорожному пути, тянущемуся вдоль самого настоящего моря. Видны уже были легкие волны, пока еще больше условные, но не оставляющие сомнения, что это именно волны, а не чешуя, например, на огромной зеленоватой рыбе.

Хуже было то, что стало почти совсем настоящим небо, а в нем появилось почти настоящее солнце. И оно совсем уже по-настоящему припекало. Так что пить Ниче захотелось еще больше, хоть иди к морю и пей из него! Но, во-первых, оно наверняка окажется соленым, а во-вторых, неизвестно еще, как примет желудок нарисованную воду. Разве что пройти еще километр-другой, чтобы мир уже окончательно «развиртуализировался»?.. Впрочем, ничего иного делать и не оставалось.

* * *

Сколько он прошел на самом деле, Нича не измерял, но то, что мир вокруг стал наконец точной копией мира реального, было очевидно. С чистого голубого неба светило яркое солнце, по правую руку раскинулось искрящееся под его лучами спокойно-ленивое море. Дикий галечный пляж тянулся до самой железнодорожной насыпи, по которой между сверкающими, отполированными колесами составов рельсами и шагал, хрустя щебенкой, Нича. Слева от него тянулся бесконечный ряд невысоких холмов, покрытых ярко-зелеными зарослями. Если бы не жара и почти уже нестерпимая жажда, можно было наслаждаться и радоваться. Курорт, одним словом.

Он сначала расстегнул, а потом и вовсе снял пропитавшуюся потом, ржавую от въевшейся кирпичной пыли рубаху. Стало чуточку легче, но Нича знал, что, если пробудет без рубахи минут пятнадцать-двадцать, обязательно обгорит с непривычки. Такая уж у него была капризная к солнечным ваннам кожа. Так что рубаху, ставшую совсем «жестяной» от моментально высохшего пота, замешенного со строительной пылью, надевать ему все равно скоро придется. От одной этой мысли Ничу передернуло. Постирать бы рубаху… Да и джинсы тоже. Не говоря уже о носках.

Нича остановился и почесал затылок. А что ему, собственно, мешает устроить постирушки, а заодно искупаться самому? И охладится, и голову ополоснет, а то волосы уже от потно-пылевого раствора торчат во все стороны окаменевшими сосульками, напоминая прическу клоуна или панка.

Он, размахивая над головой рубахой, сбежал с насыпи и, не тормозя, помчался к морю. У самой кромки воды скинул кроссовки, стянул и брезгливо отбросил носки, снял джинсы. Стиркой он решил заняться позже, а сейчас – в море, в прохладное, ласковое, желанное, которого он не видел целых три года!

Косолапо хромая на крупной гальке, Нича пошел в воду. Когда она добралась до пояса, остановился, жмурясь от удовольствия, и невольно растянул губы в улыбке. Из головы вылетели все мрачные мысли, забылись тревоги и беды. Пусть всего лишь на время, на несколько минут, но и такой передышке Ничина психика была благодарна.

Он резко присел, окунувшись по горло, взвизгнув при этом, словно счастливый щенок. Выпрямился, набрал полную грудь воздуха и нырнул. Сделал под водой несколько мощных гребков, вынырнул и быстро, кролем, поплыл в сторону горизонта.

Его охватило настоящее блаженство, заставив на время забыть, почему и как он здесь оказался. Море вобрало в себя все переживания и страхи. Но все-таки ему не под силу было их растворить навсегда. Эйфория прошла быстро, и хоть Нича чувствовал себя несказанно лучше, чем несколько минут назад, но это улучшение касалось лишь его физического состояния. Весь ужас его положения по-прежнему был с ним. Даже стал, кажется, больше, когда Нича осознал, что он здесь совсем один. Только он, море, небо и солнце. Один в огромном море!.. От этой мысли Ниче стало вдруг жутко. Настолько, что он судорожно замолотил по воде руками-ногами, словно вмиг разучился плавать. А до берега тем не менее было уже далековато. И каким-то независимым, отдаленно-отрешенным кусочком сознания он отчетливо понял вдруг, что если не успокоится, не прекратит истерику, то непременно утонет.

Нича перевернулся на спину, закрыл глаза и стал глубоко дышать. «Все в порядке, – как заклинание стал мысленно произносить он, – все в порядке. Я не один. Здесь еще есть Соня. Не важно, что я ей не нужен, что я ей противен и гадок. Главное, она есть. Я всегда могу к ней вернуться».

Мысли о Соне и впрямь успокоили Ничу. Он снова лег на воду грудью, глубоко вдохнул и нырнул. А когда, отфыркиваясь, вновь оказался на поверхности, почувствовал, что истерика полностью отступила.

К тому же он внезапно вспомнил давешний сон. Студент, ставящий красные метки на яблоке… Первая точка – родной Ничин город, вторая – Черноморское побережье.

От внезапного озарения Нича перестал грести и очухался, лишь когда ушел с головой под воду. Вынырнул, затряс головой и не удержался – треснул по мокрому лбу ладонью.

– Ну я и придурок! – вслух высказался он. – Это ведь тоже…

Что именно «тоже», он договаривать не стал. Ему и так было понятно что, а больше объяснять это было пока некому.

* * *

Ничина догадка сводилась к тому, что он находился сейчас на втором куске, выдернутом из его родного мира. А связующим звеном между этими кусками был дом, пятиэтажная «хрущевка». Недаром здесь это здание выглядело иначе. И неспроста они не могли попасть через двери в другие квартиры – в каждом куске доступна была лишь одна-единственная дверь. В каждом – своя. Там, «дома», под номером тридцать пять, а здесь – тридцать третья. И наверняка здесь точно так же невозможно будет попасть через дверь в тридцать пятую квартиру.

А вот пробив стену, они смогли связать между собой эти две части мира, выдранные, а точнее, скопированные из реальности. Только вот кем и зачем?.. Тем самым приснившимся Студентом? Да нет, он вроде бы как раз хотел объяснить, почему так получилось. И ведь он этими двумя кусками не ограничился – все яблоко истыкал!..

Это что же получается?.. Нича вновь перестал грести, но опомнился раньше, чем успел погрузиться под воду. – А получается, что каждая квартира «хрущевки» – это проход в отдельную скопированную частичку Земли. Сколько в доме квартир?.. Шесть подъездов, в каждом по пятнадцать квартир… Нет, в крайних подъездах больше, по двадцать. Значит, всего… Шестьдесят плюс сорок… сто. Сто кусков родного мира, выдернутых из реальности и помещенных… Куда?.. На какое-то дурацкое яблоко? Впрочем, это была всего лишь условность, наглядное пособие, как говорил Студент.

Приснившийся Студент! – поправил себя Нича. Хотя он был почти уверен, что приснился тот ему неспроста. Здесь вообще ничего просто так не делалось. Только вот маловато было еще данных, чтобы охватить всю картину целиком. И пусть даже не понять смысл происходящего – вряд ли это вообще когда-нибудь получится, – но хотя бы примерно осознать, очертить для себя нынешние реалии на уровне хотя бы таких вот «наглядных пособий», как пресловутое яблоко.

А для начала не лишним было бы найти местных жителей. Конечно, могло получиться и так, что эта часть окажется безлюдной, но Нича почему-то был уверен, что пустые «куски» не имели резона для того непостижимого замысла, что затеял чей-то неведомый разум.