— Я приехал отдохнуть на один вечер в санаторий, — начал я безнадежно. — Напился в тамошнем баре. Здорово набрался, да так, что ничего не помню… Под утро сдуру решил вернуться в город, подумал, что неотложных дел еще много. «Автобусы не ходют, в такси не содют». Спустил лодку на воду и поехал. Вскоре немного протрезвел и увидел, что заблудился. Сдался сотрудникам милиции. Алину Степановну я не знаю… Возможно, обидел ее в баре санатория, там были какие-то девушки, которым я предлагал выпить со мной…

Пока я говорил, Зорин вернулся на свое место, уселся и недовольно хлопнул ладонью по столу.

— Я же просил вас не врать, — с досадой сказал он.

— Я и не вру. Более того, от всех своих предыдущих показаний я отказываюсь и прошу занести в протокол то, что сказал сейчас.

— Послушайте…

— Ничего не хочу слушать. Вы убедились сами, и убедили меня, что все, о чем я рассказывал сначала — неправда. Поэтому я требую, чтобы… В общем, я хочу дать новые показания.

Зорин снова вышел из-за стола и принялся мерить комнату шагами.

— Вы курите? — вдруг спросил он.

— Третий день, как бросил, — сердито ответил я.

— Вы знаете, я тоже… Уже неделю стараюсь не курить. Потому и не предложил ни разу, прошу прощения… Что же сами не сказали?

— Бросить хочу…

— Так это правильно, наверное… Извините, сержант, у вас не найдется сигареты?

— Я не курю, — ответил милиционер.

Повисло неловкое молчание. Или следователь решил импровизировать? Если так, то либо он это делает крайне неудачно, либо наоборот, играет очень тонко. Но для меня-то разницы, конечно, никакой.

— Послушайте, гражданин следователь… Или пока еще Петр Тимофеевич?.. Вы можете мне вразумительно сказать, в чем меня обвиняют или подозревают? Что имеет против меня эта девушка?

Зорин некоторое время молчал. Он перестал ходить по комнате, потом вдруг встал напротив меня, резко перегнулся через стол и гаркнул:

— В какой цвет был покрашен «Форд»?! Быстро! Не раздумывать!

— В серебристый…

— Какого цвета «Жигули»? Не раздумывать!

— Синего!

— Какая была «Королла»? Быстрее!

— Белая!

— Какой цвет у «Волги»? Ну?

— Не знаю, про какую «Волгу» вы…

Зорин выпрямился. Внимательно посмотрел на меня. Не знаю, чего уж такого он во мне увидел, но в этот момент что-то изменилось. Возможно, я ошибусь, но мне показалось, что следователь немного даже испугался.

Петр Тимофеевич сел на стул, немного помолчал и заговорил:

— Мы решили разобраться, почему вы вздумали так нелепо сбежать из санатория. Угон лодки… Да вы трезвы как стеклышко были — уж в милиции такие вещи сразу просекают… В общем, начали выяснять, не произошло ли чего неладного в эту ночь в санатории. И что мы узнаем — в одно из отделений Вантайска вчера приходит эта девушка и рассказывает о своих приключениях. По ее словам, она действительно была в баре санатория, где и познакомилась с вами.

— Потрясающе… Как видите, я говорю правду.

— Подождите. Во-первых, вы были трезвы. То есть, по паре коктейлей за знакомство вы выпили… Дальше рассказывать, или сами вспомните?

— Рассказывайте.

Но Зорин сказал о другом:

— Вы, наверное, знаете о таких вещах, как судебно-медицинская экспертиза?

— Конечно.

— Таким образом, вам будет интересно узнать, что результаты экспертизы по Малютиной вот-вот будут готовы. И что вам тоже придется готовиться к подобной процедуре… И отвертеться от нее у вас не получится.

Когда следователь завел речь об экспертизе, у меня в мозгу словно что-то щелкнуло.

— А кстати, где та рекламная листовка, которую вы у меня изъяли? — спросил я. — Надеюсь, вы взяли мои вещи с собой?

— Листовка есть, — сказал Зорин.

— Можно ее принести сюда? Я думаю, что-то она может разъяснить.

— Я, конечно, в этом сильно сомневаюсь, но давайте так и сделаем. До очной ставки еще есть время.

Зорин подтащил к себе телефонный аппарат, спросил у сержанта номер канцелярии и поговорил с кем-то… Минут через десять пухлая женщина в милицейской форме принесла папку, откуда следователь и извлек портрет, который я подобрал в типографии.

— Этот плакат, — сказал я, — мне знаком. Пока мы ехали в управление, я несколько раз обратил внимание, что точно такие же висят на столбах и щитах с объявлениями.

Зорин взял лист бумаги — обычный лист формата «А-четыре», отпечатанный на недорогой типографской машине в две краски. Надпись рядом с интеллигентным и одновременно волевым лицом призывала голосовать за кандидата в депутаты вантайского горсовета Степана Малютина. В самом низу листа приводились служебные данные — тираж, заказ, ответственный за выпуск (некто В. Прачкина) и где отпечатано (ИП Фишман Р.Л). До следователя не сразу дошло, что к чему, но потом он буквально выпучил глаза:

— Так получается, что вы… Хм, были с дочкой депутата? Или это совпадение?

— Можно, конечно, спросить об этом у самой Алины, — сказал я. — Но, знаете, тут все не так просто. И неизвестно еще, победил ли этот Малютин на выборах. Дело в том, что по городу развешаны такие же плакаты. Но я не уверен, что они точно такие же, как этот.

Странно посмотрев на меня, Зорин вновь взялся за телефон.

— Игнат Валерьевич? Это Зорин. Мне хотелось бы получить консультацию о некоторых политических событиях в городе… Да, про недавние выборы… И еще — пока суд да дело, надо бы отправить какого-нибудь расторопного мальчика найти предвыборный плакат… По кандидату в депутаты от местного округа. Непременно отпечатанного в типографии некоего Фишмана… Но это без разницы. И еще вопрос: как нам организовать обед для меня и для подследственного?.. Да бросьте вы про это! Тут действительно не так все просто… Превосходно.

На обед в управленческую столовую мы сходили втроем — меня конвоировал сержант-молчун. Пока мы шли по коридорам, меня еще не заставляли держать руки за спиной, но уже дали понять, что возможные глупости будут пресекаться жесточайшим образом.

И на том спасибо. Когда мы вернулись в комнату для допросов, помятый и надорванный плакат со следами клея уже лежал на столе, а рядом — лаконичная записка: «Этот парень не прошел во втором туре».

Зорин положил рядом с собой оба плаката и начал внимательно их рассматривать. Они почти не отличались. Сюжет, композиция были идентичными, тираж-заказ и прочая служебная информация тоже. Округ и сроки выборов назывались также одинаково. Разными были лица, а также имена и фамилии. На содранном листе был изображен Василий Петрович Колыванов. На моем — Степан Иванович Малютин. У Колыванова была добродушная широкая физиономия, хотя и с волевым выражением, лицо же Малютина обладала тонкими, интеллигентными чертами, хотя выражение несгибаемой воли было таким же, что и у другого кандидата.