Он бы еще долго рассказывал об этой картине и о меценате Савве Мамонтове, но тут наступило утро, и он прекратил дозволенные речи.

Так продолжалось пять дней… десять… пятнадцать. Дело близилось к финалу. Больше картин в галерее не оставалось. И тут случилось ЧП.

Однажды вечером, как всегда после дневной работы, Колобок, Булочкин и Колбочкина, которых уже несколько пошатывало от большого количества искусства, проникшего в их головы, подошли к Третьяковской галерее.

— Караул! — встретил их Лука Лукич. — Преступник пропал. И картину унес.

— Не может быть! — ахнул Колобок. — Ведь он почти перековался.

— Почти не считается. Значит мы его не доковали. А вот он нас докует. Все, нам больше его не видать.

— Как не видать! — вскричал Колобок. — Да мы его в два дня отыщем. Да у нас же фотография есть 6 на 9. Не зря же мы его снимали на месте преступления.

— Конечно, не зря! — вскричал Булочкин. Он сразу вспомнил, как он вместе с ребятами держал шар земной. И тут же решил проверить при случае — не упал ли он.

— Колбочкина! — скомандовал Колобок. — Немедленно в лабораторию. Немедленно проявить пленку и напечатать сто фотографий. Булочкин, — продолжал он. — Приготовить текст: «Сбежал не очень опасный преступник, похитивший картину…» Как она называется?

— «Стакан с тремя розами», художник Чижиков-младший.

— «…Просим его задержать и вернуть в Третьяковскую галерею вместе с картиной».

— Будет сделано, шеф! — в один голос сказали Колбочкина и Булочкин.

— А я пока пойду по следу, — сказал Колобок. — Встречаемся здесь через три часа.

Три часа пролетели как три минуты. Колбочкина проявила пленки и напечатала фотографии. Булочкин напечатал на старинной машинке Колобка текст, и они развесили фотографии во всех прилегающих к Третьяковской галерее местах. И скоро вся группа подтянулась ко входу в галерею.

Там были: милиционер Спицын, ночной дежурный Сковородкин, Булочкин, Колобок, Колбочкина.

— Я обзвонил все комиссионные магазины, чтобы картину не продали, — сказал Колобок, — и все таможни, чтобы картину не вывезли за рубеж.

— Может быть, начнем бить большую всесоюзную тревогу! — предложил милиционер Спицын.

— Подождем! — возразил Колобок. — Незачем беспокоить всю страну. Справимся собственными силами.

— Смотрите! — вдруг вскричала Колбочкина. — Идет.

Все посмотрели в ту сторону, куда она показала, и в самом начале Лаврушинского переулка увидели Васю Углова с двумя свертками.

— Будем брать! — напружинился железный мягкий Булочкин.

— Не будем! — остановил его Колобок.

— Намек понял, — сказал Булочкин.

— Это не намек. Это приказ! — поправил его Колобок.

Тем временем Вася Углов одолел переулок и направился ко входу в Третьяковскую галерею. Наших он не видел, они стояли в стороне, в кустах. Он увидел только экскурсовода Сковородкина:

— Лука Лукич! — бросился он к экскурсоводу. — Это вам.

Он протянул ему картину «Стакан с тремя розами» и настоящий стеклянный стакан с тремя розами. Их было практически невозможно отличить.

— Это вам, — сказал Вася Углов. — За ваш титанический воспитательный труд. Я никогда не забуду ваши лекции в светлых аквамариновых тонах, ночной набегающей темноте, когда синее романтически переплетается с зеленым и черным. Я теперь вижу мир по-другому. Вот скажите — что это?

— Это огнетушитель! — сказал Лука Лукич.

— Нет, это красный предмет на желтой стене. Это праздничное видение мира. Это радостный гимн пожарным и мощный оранжево-зовущий протест против огня!

— Браво! — сказал Колобок, выходя из кустов. — Я поздравляю тебя, Вася. Отныне ты — свободный человек. У тебя нет ни задержаний, ни приводов, ни судимостей. Желаю тебе большого художественного счастья!

— А что? — закричал Вася. — Я теперь новую жизнь начну. Я в художники пойду, в скульпторы. Да знаете ли вы какой я умелец. Да я скульптуру любого ключа умею сделать от любого сейфа! Только теперь я со старым завязал. Я теперь — другой человек.

И счастливый, он пошел вдаль по направлению к училищу скульптурной культуры имени скульптора Юлии Устиновой.

— Шеф, — спросил Булочкин. — Но вы же говорили, что его сразу задержат по нашим фотографиям. А никто его не задержал. Почему, шеф?

— Булочкин, Булочкин! Разве вам непонятно? Ведь на той фотографии у него мрачное лицо преступника, нарушителя, хулигана. А сейчас — это же другой, светлый и чистый человек. Ничего общего! Понятно вам? Вот никто его и не узнал! И не мрачнейте так.

— Шеф, но у нас падают цифры задерживаемости и раскрываемости.

— Булочкин! Главное не цифры. Главное человек! А если вам так нужны цифры — заведите себе новую графу — перевоспитываемость.

— Шеф, это же выход! — радостно сказал Булочкин. И глаза его наполнились счастьем.

И зазвучала их походно-рабочая песня:

Колобок идет по следу,

Верим мы в его победу.

Если мы задумали преступника схватить,

Дорого преступнику придется заплатить.

В самой глубине Краснопресненского парка, там где кончается асфальт и начинается строительство пятиэтажного подземного гаража Гортрансавтомобильперевозконторы, находится знаменитый пункт НПДД. Неотложный Пункт Добрых дел. Именно это место стороной обходят самые отпетые бандиты и самые опытные нарушители трудовой и бытовой дисциплины. Потому что здесь работает сам Колобок — гроза преступного и нарушительского мира.

Вместе с ним славно трудится его верный и военизированный зам по хоз. и следств. работе Афанасий Булочкин. Сегодня он крупно занят хозяйственно-воспитательной деятельностью. Он растапливает камин рогатками.

Ему помогает лаборантка с подметальным уклоном Колбочкина. Она бросает в камин игральные карты, конфискованные у преступного мира. То и дело звонит телефон. Но Булочкин не спешит к нему подходить.

— А чего спешить? — объясняет Колбочкина. — Завтра мы всем нашим здоровым коллективом уходим на заслуженный отдых на 24 дня. А к нему подойдешь, тебе и сообщат… что где-то ограбили банк или украли верблюда. И прощай 24 дня отпуска, будет 24 дня поиска. «Если мы задумали преступника схватить, дорого преступнику придется заплатить».