— Что вы там квохчете, как курица над яйцом? — брезгливо спросил Юсупов, подбирая свою трость и озабоченно разглядывая механизм курка. — Сами виноваты, что вели себя как дурак! Ну, чего вы хотели добиться? Придушить меня? Если бы у вас достало ума немного подумать, вы поняли бы, что это бесполезно. Да, я знаю, кто вы такой, и это, не спорю, вряд ли доставляет вам удовольствие. Но, во-первых, убить меня не так-то просто, в чем вы только что имели случай убедиться. А во-вторых, что вы выиграете от моей смерти? Да ничего! Если бы я не был вам нужен, вы не затеяли бы этот глупый фарс с картами. Если бы вы могли справиться со своим делом в одиночку, вас, полагаю, давно бы здесь не было. Но вы зачем-то слоняетесь вокруг Черного озера, пугаете княжну, нервничаете сами... Егеря зачем-то убили... Ну, что это такое, в самом деле! Кто так работает? И что, скажите на милость, вы намерены делать дальше? Так и будете сидеть в кустах над озером и рубить егерей княжны, пока не истребите всех до единого? Я предлагаю вам помощь, а вы, болван, лезете меня душить!

— Хороша помощь, — с натугой выговорил пан Кшиштоф, тяжело садясь и все еще баюкая ушибленную диафрагму. — Скажите раньше, кто вы такой.

— Это несущественно, — откликнулся Юсупов, осторожно спуская взведенный курок и беря свою мудреную трость под мышку.

— Ну так и ступайте к черту! Можете меня пристрелить или выдать княгине Зеленской, если угодно. Посмотрим, какая вам от этого будет польза, — зло сказал пан Кшиштоф, разглядывая то место на своем мундире, где минуту назад висел Георгиевский крест, потерявшийся в драке.

— А какой мне от этого будет вред? По крайней мере, перестанете путаться под ногами. Женюсь на княжне Марии и буду жить как у Христа за пазухой. А?

Пан Кшиштоф сложил кукиш и показал его Юсупову.

— Ваши долговые записки хранятся в надежном месте, — заявил он. — Если я погибну, они непременно всплывут, и вас возьмут в кандалы за убийство. Но даже если этого не произойдет и вы действительно женитесь на княжне, то я вам не завидую. Это все равно что разводить костер в пороховом погребе. Рано или поздно она вас раскусит, и тогда вы даже ахнуть не успеете.

— Ну, положим, это еще надо посмотреть, кто ахнуть не успеет, — успокоил его Юсупов. — Да перестаньте же паясничать! Что вы там ползаете на четвереньках?

Пан Кшиштоф, который действительно бродил вокруг на четвереньках, повернул к нему покрасневшее от злости лицо.

— Крест потерял, — сказал он. — А все из-за вас!

— Ну и что? — Юсупов пожал плечами. — Можно подумать, вы его заслужили. Украдете новый. Скажите лучше, что вы там ищете, на Черном озере?

— Развалины Трои, — огрызнулся пан Кшиштоф, поднимаясь на ноги и отряхивая с колен приставший мусор. — Слушайте, Юсупов, или как вас там!

— Неважно, — сказал Юсупов.

— Неважно, — повторил пан Кшиштоф. — В конце концов, это и впрямь неважно. То, что я ищу на берегу Черного озера, вам совершенно неинтересно. Это касается некоторых спорных вопросов, имеющих отношение к моему наследству. Вам это ничего не даст, так и не лезьте в это дело. Занимайтесь княжной, тут наши интересы совпадают. Вы заграбастаете себе одно из самых огромных состояний в России — неужто этого мало? Что же до княжны, то, судя по вашим ухваткам, она вас вряд ли остановит. Вы слыхали, что она слывет не вполне нормальной? Конечно, слыхали. Вот вам и карты в руки. Женитесь на ней, а после объявите ее недееспособной, и дело в шляпе.

— Все не так просто, как вы описали, — заметил Юсупов, вспомнив о княгине Зеленской.

— А просто только кошки родятся, — чувствуя, что мало-помалу начинает обретать почву под ногами, сказал пан Кшиштоф. — Деньги же достаются лишь немногим везунчикам. Но вы, я вижу, человек опытный и знаете: то, что просто досталось, бывает очень тяжело удержать.

Юсупов рассмеялся.

— Могу держать пари на что угодно, — сказал он, — вы сейчас имели в виду того несчастного, о геройской гибели которого я недавно рассказывал княжне. Ну, да это и впрямь меня не касается. Рано или поздно я все узнаю. Не обольщайтесь, Огинский, вам не удастся обойтись без моей помощи.

— Очень может статься, — согласился пан Кшиштоф, которому удалось не вздрогнуть, услышав свое настоящее имя. — Но пока, надеюсь, мы с вами условились? Я не мешаю вам обделывать ваше дельце с княжной, а вы держите ее подальше от Черного озера и не мешаете мне. После, если захотите, подсчитаем наши прибыли и убытки и сочтемся. Кстати, я готов уничтожить ваши долговые записки. В знак доброй воли, так сказать.

— Да делайте с ними что хотите, — равнодушно произнес Юсупов. — Можете оклеить ими номер в трактире, а можете опубликовать в газете, мне это безразлично. Поручик Юсупов — такой же вымышленный персонаж, как и майор Студзинский. Вы об этом, конечно, уже догадались, оттого и предложили уничтожить расписки.

— Могли бы, между прочим, хотя бы сделать вид, что тронуты моим благородством, — проворчал пан Кшиштоф.

— Если вам угодно, извольте: я тронут.

— Идите к дьяволу, — буркнул Огинский.

Юсупов поднял с земли свой кивер, стряхнул с него мусор и сухие сосновые иголки и нахлобучил кивер на макушку.

— Непременно, — сказал он. — Рано или поздно, я уверен, мне не избежать встречи с князем тьмы. Но произойдет это не раньше, чем вы сами с ним встретитесь. Когда прибудете на место, присмотрите мне уютный котел рядом со своим. Мне будет приятно видеть, как вы корчитесь.

— Тьфу, — сказал пан Кшиштоф и украдкой перекрестился.

Юсупов этого не видел — он стоял к Огинскому спиной и приводил в порядок свой туалет. Пан Кшиштоф осторожно покосился на его спину, явно колеблясь и не зная, как поступить, а потом сделал крадущийся, совершенно бесшумный шаг вперед. Рука его опять потянулась к сабле, но тут Юсупов, не оборачиваясь, снова сунул под мышку трость, и пан Кшиштоф вторично получил возможность убедиться в том, что у этой «тросточки» изрядный калибр. Рука Огинского бессильно упала, повиснув вдоль тела, как плеть.

Юсупов тут же обернулся, как будто и впрямь имел глаза на затылке.

— Что ж, — сказал он, — будем считать, что договорились. Думаю, скрепляющее договор рукопожатие при сложившихся обстоятельствах было бы излишним. Если хотите совета, вот он: вам пора избавиться от своего павлиньего наряда и переменить трактир. А еще лучше — съезжайте-ка вы из города, найдите местечко потише. И не ищите способа убрать меня с дороги, это вам дорого обойдется. Да, кстати! Вы знаете, что у вас отклеился ус?

С этими словами он вскочил в седло и тронул лошадиные бока коленями, направив коня прямо в заросли, из которых недавно появился. Пан Кшиштоф дождался, когда конская поступь стихнет в отдалении, и медленно, неуклюже, будто в первый раз, забрался на своего жеребца. Его одолевали дурные предчувствия, и очень хотелось кого-нибудь убить.

Очевидно, человек, сидевший в кустах на краю поляны и слышавший каждое слово из приведенного выше разговора, догадывался об этом его желании, потому что покинул свое укрытие не раньше, чем пан Кшиштоф очутился на дороге. Человек этот был одет в мужицкий кафтан и худые сапоги, просившие каши. Он был щупл и бледен, а его впалые щеки и скошенный назад подбородок сомнительно украшала жидкая, неопределенного цвета бороденка. Глаза незнакомца пугливо бегали из стороны в сторону, а похожие на двух бледных червяков губы непрестанно шевелились, как будто он повторял подслушанную беседу, стремясь заучить ее наизусть. Оружия при нем не было никакого, если не считать заткнутого за веревочный пояс хлебного ножа.