Короче, совсем мой котелок закипел от всего аж белым ключом. Так что вышел за частокол и обернулся. Побегал, поохотился, дух перевел. А как обратно перевернулся, то все понятно и тихо внутри стало. У зверя же все просто, метаний-терзаний нет, вот он и мои угомонил. Исчезли дурные муки, остались ясность и план. У меня теперь есть сын и женщина. Сын не от той, с кем быть должен, но есть. И теперь мне хоть разбейся, а надо способ найти из проклятой Пустоши его забрать. Не знаю еще как, но буду искать. И женщина не та, не моя истинная, но есть. Она нужна. Почему? У зверя простой ответ. Чем ближе к ней, тем слаще и теплее. Хорошо. Мое место. Дальше от нее – зябко и будто голодно. Какие еще нужны поводы и причины? И самое время учиться о ней заботиться. А еще у меня есть побратим, с которым мы обязаны друг другу жизнью и кровью столько раз. И он мою… нашу женщину желает удержать насовсем. И все мы с ним до сих пор делали сообща. И так уж причудливо вышло, что и удовольствие Сонькино у нас одно на двоих. Одно на всех, скорее выходит, раз я ни по какой причине отойти в сторону не могу. Так что у меня теперь сразу две цели. Вырвать у Пустоши своего ребенка и удержать Соню. Вот только проблема в том, что двигаться для этого следует в противоположных направлениях. Помощь против магии Пустоши только в одном месте можно искать, в Радвелате. Но вот наш с Рэем план состоял как раз в том, чтобы на острова Соня добиралась как можно дольше. В идеале не попала туда совсем.

Вернувшись к хождению на двух ногах, я подошел к воротам в частоколе Некки и как раз застал прибытие большого торгового каравана в форт. Видно, ночевали они где-то неподалеку и, только рассвело, тронулись в путь, раз прибыли в такую рань. И вид у них был слегка потрепанный, среди наемников-охранников много раненых. Похоже, досталось им от Пустоши изрядно. Потом расспрошу, время будет. Но, однако, товаров привезли много и еще и до постоялого дома местного не успели добраться, как их со всех сторон бабы некковские окружили, что те лайби голодные падаль. Еще бы, такой большой караван да перед самой зимой… Тут каждая захочет урвать чего ценного, зевать нельзя, до весны уж точно торговцев тут не увидят. И мне тоже мешкать нечего, у нас ведь Сонька гола-боса, считай, как с ней в дорогу такой? Из дома Легби я только котомку с ее богатствами и забрал. Даже про вещи в сердцах низги тупой не вспомнил. Нос сунуть в торбу не забыл, само собой. Там только кошель увесистый да гребень и еще тряпочки какие-то. Так что я среди бабья протолкнулся, к доверенным торгашей, караван снарядивших, подошел, пару монет кинул и велел, как совсем разберут тут поклажу свою с забози, взять всякого тряпья, что получше, и подняться к нам в комнату в постоялом доме. Пусть Сонька сама себе всякого нужного повыберет, кто же поймет, как там всякие штучки они прикидывают к себе. Я бабам, кроме монет, ничего не дарил. И то не дарил, а платил. Уже уходить хотел, а усмотрел, что местные девки столпились около одного мужичка и чуть не визжат от возбуждения. Никак побрякушками блескучими он торгует. Что еще баб может в такой восторг привести. Секс, чтоб глаза аж закатились, и цацки. Подошел ближе – так и есть. Торгаш только из седла вылез и развернул один из своих скатков тонкой кожи с сотнями малюсеньких кармашков и крючочков, а там этого сверкающего безобразия видимо-невидимо. Я фыркнул и хотел уже мимо пройти, а потом глазами прилип к вещи не просто красивой, а очень даже полезной. Ускх мне камнем словно подмигнул, шепнув, что прямо для нашей Соньки он и сотворен. Только раз представил, как он между ее задорно торчащих сисек ляжет на коже цвета сладости тягучей и как раскачиваться станет, по губам вкусным иногда шлепая, когда трахать ее стану, на коленки поставив, так и потянулась рука к кошелю. Ага, именно об этом сначала, а уж потом только что он оберегом ей стать может надежным, раз сам мне, считай, в глаза и бросился. Ускх – штука хитрая и своевольная, но если споется с носителем, то и от большой беды и сильного врага даже скрыть способен.

* * *

Семью для присмотра за Фирсо я выбрал надежную. Катки, скорняка, что нам с Рэем доспех кожаный мастерил. Он сам мужик спокойный, честный, несуетливый, а Мира, жена его, вообще не скандальная, тихая, глядит честно, как нет второго дна будто у человека. И между собой они всегда так… ладно, что ли, уютно говорят. Все равно, как если бы истинными были. Жизнь вместе, а в глазах тепло. Немолодые, но так и лучше. Терпения к моему ребенку больше будет. На содержание его щедро отсыпал, чтобы все у Фирсо было, хоть они и не хотели столько брать. А вот сил поговорить с сыном не нашел. Посмотрел еще разок на него со стороны, опять меня стыдом и болью прикрутило, да и поплелся к Соньке с побратимом. Не ведал за собой страха, но вот поди ж ты, есть он у меня, оказывается. А чего боюсь? Что сказать слов не найду Фирсо? Угу, он-то уже понимает, откуда дети берутся, и догадается про нас с матерью его. Боюсь, что спросит, что же это я, скот такой, поигрался и забыл, знать о нем не хотел. Но больше всего я боялся другого. Скажи я ему, что отец его, но при этом забрать из проклятущей Пустоши не могу… И только Певень-Хозяин-Дорог ведает, не могу совсем или только пока. С Рэем я в дверях столкнулся, и от его довольной морды и густого умопомрачительного аромата долгого потного секса аж завистью придушило, а следом и похотью пробрало. Снова перед глазами картинки того, что побратим тут с нашей женщиной творил, как укатывал ее небось, гад ненасытный. Дорвался, заполучив себе одному на всю ночь. Наржался вон маной от пуза, так и гляди морда треснет от радости. Улыбается. Рэй улыбается. Да. Уж.

– Ты куда? – спросил у натрахавшегося поганца.

– По делу, – буркнул он. – Как ты?

– Нормально, – пожал я плечами. Ведь правда нормально. В смысле гораздо более нормально, чем все последние годы. Тревожно. Живой.

– Фирсо? – не просто любопытство. Это его вопрос о том, каково мое решение и чем он помочь может.

– Пока тут. В Радвелате разберемся, как там дальше.

Рэй прищурился, вглядываясь мне в глаза и однозначно понимая, о чем я. Планы поменялись. Он нахмурился слегка, но спустя пару секунд кивнул, сигнализируя, что возражений не имеет.

– Тогда нам нужно дать ей больше. Повод остаться, – только и сказал он, пропуская меня в комнату и покосившись на разметавшуюся по постели Соню.

Ресницы у нее слиплись в стрелочки, пряди облаком раскиданы, на скулах, шее, ключицах такие говорящие пятна. Говорю, жрал-нажирался, драконище оголодавше-ненасытный. А у меня от осознания этого от макушки до паха все в огне. И снова уставился пристально. Хочет знать, понимаю ли я, что для нас обоих все внезапно и радикально поменялось? Понимаю. Да, нам надо дать ей больше и теперь быстрее. Я подошел к кровати и потянул носом, уже не скрываясь, наслаждаясь запахом бушевавшей тут похоти и тянущей болезненной сладостью, которой меня накрывало от него.

– Ей не хватало тебя ночью, – проворчал мне в спину он, и я резко обернулся.

– Плохо трудился, побратим? – Рэй только чуть качнул головой, и я скривился, осознавая, что смешки сейчас неуместны. Он говорит не часто и только когда это важно. – Сама говорила?

– Не говорила. – Ну да, скорее всего, она у него стенала и орала, когда там говорить. Видел же, как лепит, лижет, выласкивает он Соньку, я на них смотреть чуть умом не подвигался, сатанея от возбуждения. – Но я почуял.