— Благодарю за комплимент! Честное слово, родственничек, из всей напраслины, которую ты на меня возвел, эта… Кем ты меня только не назвал? Но горе-наездник!..

— Нет, нет! Я вовсе не это имел в виду, — заверил сэр Вэлдо, слегка смягчившись. — На ровном месте ты смотришься неплохо, а вот на препятствиях здорово мажешь, да и заставить лошадь показать, на что она способна, — это тебе не дано. Впрочем, я о другом! Ты уж извини, но я в вашем совместном проекте участвовать не собираюсь ни под каким видом.

— Вэлдо, я не прошу подачки, — в отчаянии пустился убеждать его Лоуренс. — Речь идет только о том, чтобы дать мне взаймы. И всего-то лишь тысячу фунтов! Клянусь, верпу тебе все до фартинга!

— Вот в этом я сомневаюсь. Точнее, не в том, что ты не намерен вернуть деньги, нет, ты говоришь искрение и веришь, что сдержишь свое обещание. Просто я боюсь, что вслед за этой тысячей мне придется выложить еще не одну, чтобы вытащить тебя из той пропасти, куда сам себя толкаешь. Поэтому я не выполню твоей просьбы.

Последовало долгое молчание. Лоуренс резко встал с кресла и, подойдя к окну, стал пристально вглядываться. Наконец решился нарушить гнетущую тишину:

— Помню, как ты сказал, когда в прошлом месяце уплатил за меня долг, что делаешь это в последний раз. Но я никогда не думал, что ты откажешься мне помочь, когда… когда я попытаюсь сделать то, к чему ты сам меня все время понуждал.

Сэр Вэлдо не мог сдержать улыбки при этих словах:

— Мой дорогой Лоури! Что-то не припомню, чтобы я настоятельно советовал тебе заняться разведением лошадей.

— Ты хотел, чтобы я нашел себе занятие и перестал бить баклуши. А сейчас, когда я вознамерился покончить с праздной жизнью и не сидеть больше у тебя на шее, сам же лишаешь меня такой возможности.

— Найди себе респектабельное занятие и смело обращайся ко мне. Думаешь, что я мелочный педант и щепетилен до абсурда? Но то, что ты просишь, означает просто-напросто помочь тебе увязнуть по уши!

Лоуренс отвернулся от окна, вынудив себя улыбнуться уголком рта:

— Нет, больше я не обращусь к тебе с протянутой рукой. Ты и так был чертовски щедр ко мне, я это помню! Только… Ну да ладно! Полагаю, больше говорить не о чем? Мне лучше отправиться сейчас, чтобы утром быть в Лондоне. Я тут нежеланный гость!

— Вздор! Ты что, действительно не хочешь остаться?

— Ну, подумывал, грешным делом. То есть я о том, что сейчас любой не прочь выбраться из города, а ты знаешь, сколько стоит сиять дом в сельской местности в июле. Да только на чужой каравай рта не разевай, не так ли?..

— Намекаешь, что Брум-Холл должен был достаться тебе? Кончай ныть, неисправимый ты брюзга! Ничуть не возражаю, чтобы ты остался здесь, только думаю, тебе это придется не по вкусу. Тут все еще работают строители, наверное, ты и сам это понял.

— О, на такие пустяки мне наплевать! — заверил Лоуренс. — Ты, видимо, наводишь здесь серьезный порядок? И все ради малолетних голодранцев, как я понимаю?

— Правильно понимаешь, — весело отозвался сэр Вэлдо. — Я должен пойти и предупредить Ведмора, что мы не ждем Джулиана к обеду — он в Лидсе и, скорей всего, задержится. Приходится на своих двоих ходить к дворецкому, чтобы отдать распоряжение, — единственный работающий звонок остался только в бывшей спальне нашего усопшего родственника. Впрочем, чего другого, а всевозможных недостатков здесь хватает. Твой слуга вскоре просветит тебя на сей счет. Надеюсь, он еще не улизнул отсюда? Я сам живу в постоянном страхе, что, проснувшись однажды утром, не найду Манслоу.

Лоуренс явно испугался, однако возразил:

— Блайт никогда не выкинет такой штуки! А что касается Манслоу, не представляю, что может заставить его покинуть тебя! Для того одних поломанных ступеней маловато. Так во сколько обед? И должен ли я к нему переодеться?

— Сойдешь и так! А обедаем мы в шесть — по старинке.

— Ах да! Как принято в провинции, — отозвался Лоуренс, явно намереваясь не дать себя запугать. — По правде говоря, я даже рад этому, так как немного устал в дороге. Мечтаю лечь пораньше.

Что он и сделал, отправившись спать около девяти часов, после тщетных усилий подавить зевоту.

Сэр Вэлдо ни в коей мере не заблуждался на его счет. Не поверив, что Лоуренс навещал друзей в Йорке, он еще меньше верил в то, что тот и впрямь решил остаться в Брум-Холле исключительно ради отдыха. Лоури конечно же не смирился с поражением, которое потерпел в их первом разговоре насчет денег для «выгодного дельца», и рассчитывал добиться своего в недалеком будущем. С унылой улыбкой сэр Вэлдо припомнил несколько предыдущих случаев, когда, наотрез отказавшись удовлетворить требования Лоури вначале, затем все-таки ему уступал. При этом кузен применял тактику точно такую же, как и сейчас. Безусловно, Лоури прибыл в Брум-Холл во всеоружии, возможно даже приготовившись на начальном этапе встретить решительный отказ Вэлдо. Потому и не воспринял его как финал, проявив кажущуюся уступчивость. Когда Лоуренс знал, что не может обвести кузена вокруг пальца, он редко давал волю своему гневу, а начинал оплакивать свою судьбу, говорить выспренним слогом и не переставал взывать к лучшим чувствам сэра Вэлдо, пока не добивался своего.

«Следовало бы отправить его отсюда», — подумал сэр Вэлдо, сознавая, что, поддавшись когда-то импульсу сострадания, возбудил в кузене ложные надежды. А потом ему уже ничего не оставалось, как выручать пройдоху, так как он не мог со спокойной совестью допустить, чтобы тот гнил в долговой тюрьме. Сэр Вэлдо не питал к кузену никакой симпатии, и он для него ровным счетом ничего не значил, но когда сказал Джорджу Уингхему, что погубил Лоури, был абсолютно искренен. В его лени, творимых им глупостях, безмерной экстравагантности сэр Вэлдо винил себя. Это своей легкой бездумной щедростью он губил в Лоури желание бороться за свое место под солнцем, своим потворством укреплял в нем сознание, что ему не грозит полный крах, так как добрый богатый кузен не допустит, чтобы с ним случилось подлинное несчастье, если подразумевать под этим нищету и полное разорение. «В конце концов, тебе это ничего не стоит!» — заявил Лоури, когда Вэлдо еще учился в Оксфорде.

Идеальный Мужчина морщился, вспомнив, каким глупцом он был в молодости. Тогда же Лоури с горечью сказал, что легко разглагольствовать об экономии тому, кто купается в золоте. И юный Вэлдо, богатый настолько, что это превосходило предел самых дерзких мечтаний, приверженный принципам филантропии, которые неверно истолковал, смертельно опасаясь прослыть скупцом, с готовностью поверил, что разница в положении между ним и кузеном — не что иное, как вопиющая несправедливость. Он широко открыл свой кошелек для хищного родственника, и тот стал запускать в него лапу при каждом удобном случае, вскоре обнаглев до того, что стал смотреть на Вэлдо как на человека, от которого вправе требовать, а не просить. И только когда, вконец распоясавшись, по уши увяз в карточных долгах, получил по рукам. В тот момент Вэлдо твердо решил отлучить нахала от своих денег, и это решение только крепло под градом оскорблений, который обрушил на его голову Лоури, но даже тогда, в приступе негодования, совесть подсказывала ему — вина за то, что кузен стал таким, во многом лежит на нем. Он часто переживал из-за него, но его жалость перемешивалась с презрением. Вот так и получилось, что стал отделываться от Лоури денежными подачками, как бы откупаясь от мук совести — это ему было легче, чем всерьез заняться его воспитанием, как он поступил по отношению к Джулиану. Конечно, ни о каких аналогиях тут не могло быть и речи. Лоуренс был старше Джулиана на несколько лет и не остался без отца в раннем детстве. Но его папаша был бессердечным человеком, смотревшим на детей как на обузу и с зубовным скрежетом расстававшийся с каждым пенни, который вынужден был на них потратить. Еще и поэтому казалось вполне естественным, что Лоури обращался за помощью к кузену, когда ему приходилось слишком туго.