– Теперь ты святая лошадь, – попрекнула я. – Вот уж дудки.

– Не забывай, – рыкнула Камала, – когда все закончится, я могу цапнуть тебя за руку.

Мы остановились у железных врат Бхараты. Мой отец никогда их не закрывал. Насколько помню, он считал их символическими, а отнюдь не преградой для желающих пройти. Вдалеке, в беседке, увитой цветками лотоса и окруженной слугами, я увидела Сканду. И он действительно походил на жабу в золотом шервани.

– А, этого помню, – пробормотала Камала.

– Мой единокровный брат.

– Мерзкий, мерзкий.

– Знаю.

– Хочешь, съем его?

– Нет! – поспешно выпалила я и похлопала ее по шее. – Но спасибо за предложение. Это почти мило.

– Милой быть приятно, – с мудрым видом кивнула Камала. И добавила напоследок: – А еще приятно есть людей.

Толпа двинулась вперед. Железные врата начали открываться.

– Король никогда не откажет святому человеку, пришедшему к его порогу, – сказала Камала.

Я покрылась холодной испариной от ужаса, когда меня понесло вперед людским потоком. Какой-то мужчина выдернул меня из толпы и сверкнул глазами, яркими, как драгоценные камни:

– Ты должна просить аудиенции у раджи. Он послал на эту войну так много наших сыновей. Он забрал и не вернул так много наших дочерей. А теперь он отрекается от наших героев.

К нам, прижимая руки к пылающим щекам, выскочила женщина:

– Садхви, умоляем. Пожалуйста, помоги. Уджиджайнский император их не отпустит, говорит, они военнопленные. И раджа Сканда не станет просить об их освобождении.

Уджиджайнский император… это Викрам? Я вспомнила его мать в чертогах мертвых. Она умерла в тот день, когда мальчик собрал для нее пучок цветов, а значит, Амар оборвал красную нить. И потому погибнет множество моих земляков, но королевство уцелеет. Наступит мир.

Я не могла смотреть крестьянам в глаза. Еще кто-то потянул меня за руку, я глянула вниз и увидела мальчишку с щербатой улыбкой.

– Скажи ему, чтоб послал Гаури-Ма. Она отвоюет их из плена.

Я замерла:

– Послал… кого?

– Гаури-Ма, – повторил мальчик, теперь глядя на меня как на непроходимую дуру.

Мужчина, заговоривший со мной первым, неистово закивал:

– Ее все знают. Принцесса с ямочками на щеках, разящая насмерть.

– Она сейчас там, – добавила женщина, все еще сжимая мою руку. – Придворные болтали, что ее заставляют нарушить обет целомудрия. Что раджа выдает ее замуж. Он вышлет ее из Бхараты, и супружество станет ее изгнанием.

– Раджа злющий, – прошептал мальчик и изобразил руками раздутый живот.

«Сканда».

Во мне сражались радость и гнев. Гаури была жива. Но теперь местные хотели, чтобы я отправила ее воевать с королевством, которое уже уничтожило стольких бхаратцев. Толпа подталкивала меня вперед, улыбаясь и благословляя приговорить собственную сестру к смерти.

– Это и есть слава? – заржала Камала мне в ухо. – Восхитительно.

– Это не слава, – прошептала я в ответ. – Это страх.

Пока мы шли, я все гадала, сохранил ли Сканда отцовское святилище в первозданном виде. Может, потому он и проводил встречи снаружи. Может, не хотел смотреть на ряды шлемов, ибо мерещились ему улыбки в железных прорезях, хлещущая кровь, и истошные крики. Или, может, шлемов стало так много, что для людей и свитков попросту не осталось места. Может, святилище превратилось в мавзолей.

За нами с Камалой плотным полукругом шагала толпа. У края приветственного «зала» раджи мы остановились. То была временная платформа. Цветки лотоса, украшавшие ее края, вблизи оказались лишь искусно сложенными шелковыми лентами. Живые растения у нас тоже закончились?

Сканда уперся локтями в колени и натянуто улыбнулся.

– Давно на землях Бхараты не появлялись аскеты, ты первая.

Многослойное приветствие. Хоть что-то Сканда перенял от отца, хотя бы тень его слога. Но я заметила и блеск в глазах брата. Он не верил, что я садхви, и я его не винила. Замотанная в потрепанные тряпки, я двигалась неуклюже и постоянно пыталась одернуть желтые края или смахнуть с кожи корку соли и пепла. Вероятно, настоящая садхви вела бы себя иначе.

– Чем мы обязаны такой чести?

На мне сошлись взгляды всех присутствующих, и я теснее прижалась к Камале, нащупывая верные слова.

– Я… – Я умолкла, ломая голову и вспоминая сказанное мальчиком. – Я здесь, чтобы увидеть… Гаури.

Сканда прищурился.

– Принцессу Гаури.

«О боги, не дайте ошибиться. Надеюсь, мальчик имел в виду именно это. Надеюсь, я не выставляю себя полной идиоткой».

– Зачем?

– Я странствовала по… местам… местам великого горя. Великой, – я повернулась к толпе людей, жавшихся друг к другу, прокручивая в голове их слова, их стремления, – величайшей скорби. Я пришла предупредить, что ныне нигде не безопасно. И королевству нужна армия для защиты народа.

– У нас осталось достаточно солдат.

Прежде чем я успела добавить еще хоть что-то, над платформой разнеслось яростное рычание. Я подняла голову и округлившимися глазами смотрела, как Гаури штурмует помост, с легкостью отбивая слабые попытки охранников Сканды ее остановить.

– Осталось, – гневно повторила Гаури.

Язык мне не повиновался. В сердце расцветала радость. «Она здесь. Гаури в безопасности». Более того – судя по выражению лиц жителей Бхараты, ее здесь обожали. Сестренка выросла весьма крепкой, а волосы, как и я когда-то, сплетала в тугую косу.

И даже когда она злилась, на щеках мелькали ямочки. Но более всего поражал ее наряд: отрекшись от шелков гаремных женщин, Гаури надела солдатские доспехи. Впрочем, доспехи непростые, инкрустированные изумрудами, так что, когда она двигалась, по металлу скользил свет, точно плясал на озерной глади. Гаури была похожа на прекрасную нагайну, богиню змей, окутанную сиянием, гибкую и ловкую.

– Ты же несерьезно, брат! Даже садхви видит твои ошибки. На наш город могут напасть в любой момент, нужно быть готовыми. Ты должен отправить меня в Уджиджайнскую империю, чтобы вернуть плененные войска.

– На мой город, – поправил Сканда, вскочив так резко, что опрокинул стоявшее рядом блюдо со сладостями. – Мое королевство. Я слишком долго потакал тебе. Позволил тренироваться рядом с солдатами, позволил потешить жителей Бхараты, демонстрируя твои успехи в стрельбе из лука. Я позволил тебе покинуть гарем и отправиться странствовать в роли моего посла, а теперь ты смеешь спорить со мной на глазах у народа?

Мужчина рядом со мной скрипнул зубами, и я поняла, что еще одно неверное движение – и толпа бросится кулаками защищать Гаури. Сканда, должно быть, тоже это почувствовал, потому как вдруг сел, всем своим видом излучая спокойствие.