– Я больше не могу! У меня в боку колет! – жалобно крикнул Петька.

Взмокший толстяк двигался еле-еле, держась за бок.

Видя, что Петька и правда уже не бежит, а тащится, Хитров свернул к заборам. Дальше они бежали уже огородами, спотыкаясь на вскопанной земле. В голове все мешалось, в глазах прыгало. Филька не помнил уже ни о Петьке, жалобно пыхтящем рядом, ни о настигающем упыре, помнил лишь, что надо бежать, а куда бежать, неведомо. Он падал, вскакивал и снова бежал.

Перемахивая через один из заборов, с прыгающим сердцем, с почти сорванным дыханием, он вдруг отметил, что небо понемногу сереет – близился рассвет. Но это уже не спасало – их силы были на исходе, а неутомимый упырь, настигая, смрадно дышал им в спину.

Впереди, в углу огорода, внезапно возникла ветхая сараюшка. Мокренко, не успевший завернуть, плечом пробил ее дощатую, на одной петле висевшую дверь и упал животом в куриный помет и белые перья.

Филька, чтобы не бросать его, вскочил следом. Видимо, сараюшка служила курятником. Вокруг на насестах бестолково метались и хлопали крыльями просыпающиеся куры.

– Вставай, осел! Чего разлегся! Бежим! – заорал Филька на Мокренко.

– Я не могу, – прохрипел тот, пытаясь подняться. – Не могу! Беги без меня!

Снаружи послышался скрежет костей. Черная широкая тень загородила высаженную дверь сарая.

– Ну вот и все! Стоило ли тратить так много сил? Ваше мясо и ваша кровь – мои! Готовьтесь к смерти! – негромко сказал Хватало-Растерзало.

Упырь неторопливо шагнул в курятник. Шаг за шагом он оттеснял Фильку с Петькой в глубь сарая, пока они не оказались прижатыми к самому дальнему насесту.

Упырь распахнул рот, огромный, как жерло мусоропровода. Из пасти его дохнуло могильной сыростью. Но прежде, чем пасть захлопнулась, Филька случайно нашарил на насесте что-то негодующе квохчущее и машинально швырнул это в пасть упырю.

– Ку-карр-реку! – голосисто разнеслось по всему курятнику.

Оказавшись в пасти упыря, петух – а это был петух – с перепугу громко закричал. Лицо Хваталы-Растерзалы исказилось ужасом. Он попытался зажать уши, но предрассветный крик петуха проникал и туда, возвещая новый день.

Упырь страшно взревел от боли. По лицу и по всему его туловищу прошли трещины. А петух, взлетев упырю на голову, все кричал и кричал, победно хлопая крыльями и красуясь перед курами.

– Ненавижу... ненавижу... Не хочу в ад! – застонал Хватало-Растерзало, сморщиваясь с каждым мгновением.

Его руки метнулись к Филькиному горлу, но, не дотянувшись до него, рассыпались прахом. Еще секунда – и там, где стоял монстр, была лишь гора серого пепла. На ее вершине примостился приемник, целый и невредимый.

– Пошли отсюда! – устало сказал Хитров. Теперь после всего ему хотелось только одного – спать.

– Погоди, дай отдохнуть... Ты знал про петуха? Ведь если бы не петух, то мы бы...

Филька замотал головой.

– Что ни говори, а мы с тобой здорово с ним разобрались! – продолжал Мокренко. – Просто классно разобрались! Если бы он снова сунулся, то мы бы и снова!.. Эй, ты чего толкаешься?

– Смотри, не сглазь! А то еще накаркаешь! – предупредил его Филька.

Осторожно, стараясь не наступить, они перешагнули через кучу пепла и вышли из сарая. Горизонт с каждой минутой светлел. Вот уже и заалел дальний лес за рекой.

«Все! Растерзалы больше нет! Теперь все будет совсем по-другому... Эх, перекусить бы!» – размечтался Петька.

Они не отошли еще далеко, когда из старого бабушкиного приемника загремел голос:

– Хваталу-Растерзалу вы победили! Но это еще не конец! Берегитесь!