Вскочив, Флинн откатила дверь купе.

– Привет, – еле слышно сказала она.

– Привет… – Фёдор стоял в по-вечернему тихом коридоре и так ошарашенно глядел на Флинн, будто ошибся купе. От угольной пыли волосы у него мерцали серым светом, и, когда он провёл по ним рукой, на пол звездопадом посыпались сверкающие искорки. – У тебя завтра не найдётся времени для меня? – глухо спросил он. При жгуче-оранжевом свете ночных светильников его лицо выглядело напряжённым и слишком взрослым для пятнадцатилетнего. Переносица у него слегка припухла.

Флинн уже несколько часов не думала о Фёдоре. Но сейчас ей стало ясно, насколько ужасно складываются их отношения.

При его свидании она играла роль всего лишь невольного стороннего наблюдателя.

Поцелуй носами побил все рекорды по неудачливости и конфузу.

И о Йонте он ей правду не рассказал.

Закусив губу, Флинн сказала:

– Не знаю. На меня сейчас столько всего навалилось.

Это была правда, но не вся. Флинн очень хотелось поделиться с Фёдором всеми своими тревогами, начиная с Гарабины и предостережения «Много зла произойдёт» и заканчивая всеобщим ожиданием от неё чего-то особенного. Но разговаривать об это при Пегс и Касиме ей было неудобно.

Лицо Фёдора сделалось угрюмым.

– Что такое может на вас, павлинов, навалиться? – буркнул он. – До окончания года ещё много недель впереди. – Он замолчал, а затем добавил: – Если бы только знать, откуда так много снега. Он по-прежнему не даёт мне покоя…

Что-то в его ответе распалило Флинн. И как Фёдор осмеливается вечно умалять её сложности?! И без снега за окнами в самом поезде проблем достаточно!

– Вообще-то у меня брат пропал, если ты забыл, – огрызнулась она, чувствуя, как больно сдавило сердце. – Это, на твой взгляд, достаточно важная проблема?

Фёдор явно испугался:

– Флинн, я не хотел… А вы сейчас как раз обсуждаете…

Но Флинн не могла с ним говорить. Из головы у неё не шла фотография хорошенькой танцовщицы. Томик «Анны Карениной» из Уппсалы. То, что Фёдор явно что-то знал о Йонте и утаил от неё. Под гнётом всех этих мыслей она с размаху задвинула дверь. Мгновенно наступила тишина.

Пегс во все глаза смотрела на Флинн, словно та доставила ей самое большое в жизни разочарование.

Касим поднял бумажку, на которой было написано:

У Флинн брызнули слёзы. Её бросало то в жар, то в холод, знобило, навалилась усталость. Ей хотелось только лечь в постель и видеть сны о том, что ей всё по плечу.

– Так у тебя с кочегаром ничего не выйдет, – с видом знатока покачав головой, вынес приговор Касим. – Кто-то из вас должен в конце концов сделать первый шаг и признаться, что любит.

Флинн поспешно вытерла рукавом лицо.

– Мастер ты языком болтать, – едва не рассмеявшись, сказала она. Но к горлу подступил тяжёлый ком, и она жалобно икнула, прибавив: – Сам-то ты тоже не говоришь Пегс, как она тебе нравится!

Пегс в ужасе вытаращила глаза.

– Что-что?! – воскликнула она, но Касим уже вскочил и выскользнул в коридор.

– Спокойной ночи! – поспешно попрощался он и в следующую секунду уже исчез во тьме поезда.

Взглянув ему вслед, Пегс состроила гримаску.

– Брось эти дурацкие шутки, – каким-то странным тоном потребовала она от Флинн. – Так Касим тебе и втюрится в кого-то вроде меня!

Ничего не ответив, Флинн полезла в шкаф за пижамой. Она не совсем понимала, сердится Пегс или сомневается. При этом сама-то она чувствовала себя сварливой дурой.

Тихонько закрыв дверь, Флинн переоделась ко сну. Она не хотела больше думать о Фёдоре. Ей и так хватало тревог из-за её личного дела.

Прозвучал гонг к отбою, но Флинн ещё долго лежала в постели без сна, пытаясь обнаружить в себе что-то великое.

– Тидерий мог бы помочь мне найти Йонте, – вслух рассуждала она. – Но как мне призвать тигра? Никто этого не умеет. А если уж кто-то и сумеет, так скорее ты: у тебя всё-таки родители павлины.

С другой кровати донёсся глухой зевок, и Пегс высунула лицо из-под одеяла.

– Радуйся, что твоя мама не павлин, – возразила она. – Ты станешь в своей семье первой, кто совершит великие дела. – При этой мысли она радостно замурлыкала себе под нос какую-то мелодию. – Быть первой! Да из-за одного этого уже стоит сделать что-то великое!

В тёмном купе вздох Пегс почудился шёпотом зимнего ветра. Флинн подумала об испорченном проекторе звёздного света и была бы счастлива взамен передать Пегс светящихся жучков мадам Флорет.

– Если я когда-нибудь совершу что-то великое, никто не удивится, – сокрушалась Пегс. – Все скажут, что это мне родители помогли и ничего удивительного: ведь талант я унаследовала от них, ля-ля тополя.

Повернувшись на живот, Флинн уткнулась лицом в подушку. Та всё ещё пахла летними лугами и солнцем, но Флинн слишком устала, чтобы этому радоваться.

– Ты даже не понимаешь, как тебе повезло, – пробормотала она в тёмную ткань. – Как-никак у тебя есть предрасположенность к определённому делу. Ты настоящий павлин. А вот я чувствую себя какой-то ошибкой системы.

Засунув руки под подушку, она нащупала старую открытку от Йонте. Зачем вообще он её сюда заманил? В ней нет ничего, что отличало бы её как павлина – ни особых дарований, ни особых интересов. Она не обладает ни сокрушительным обаянием Йонте, ни жизненным опытом Касима. В самоуверенности ей никогда не превзойти Гарабину или Файви Мустаки. И о беззаботности Оливера Штубса остаётся только мечтать. Ничто в ней не предвещает, что она когда-нибудь изменит мир. И она совершенно точно не может призвать Тидерия. Никто этого не может.

– Предрасположенность, – издав протяжное «пффф», повторила Пегс. – Предков себе не выбирают, Флинн. А вот примеры для подражания – да. И дело только в этом.

Флинн вдохнула запах лета и надежды. И тем не менее продолжала стоять на своём:

– Но тигра призвать не может никто.

Этой ночью Всемирный экспресс пыхтел по сибирской тайге до Минусинска и петлял, поднимаясь по отрогам Саян с отвесными гранитными пиками, словно его тянуло к звёздам. На блестящую крышу ветром швыряло снег и ледяную крошку, а Флинн в это время беспокойно ворочалась с боку на бок в постели.

Она ощущала опасность, сгустившуюся над поездом подобно грозовым облакам. И всё же мысли её снова и снова возвращались к началу состава, на склад – туда, где она всегда чувствовала себя в безопасности и под защитой.

«У Фёдора есть постоянная подруга. – Эта мысль не отпускала как упорная икота – неприятно, но не избавиться. – А он мне об этом даже не рассказал. Почему?»