Я мог сколько угодно негодовать по поводу утерянной Обители Скорби, но не признать, что развели меня технично было бы не совсем честно. Если бы процесс облапошивания был направлен не на меня, то я бы аплодировал стоя. А так, кроме зубовного скрежета и желания разорвать Лофта на мелкие кусочки, я не испытывал ничего.

— Послушай, может уже прекратишь метаться, как бешеный кабрак?

— Кто? — огрызнулся я машинально.

Знать кто такой кабрак, я не хотел совершенно, но вот где я его хотел сейчас видеть, сказать очень хотелось, если бы меня не останавливала моя врождённая вежливость.

— Пойми, не я, так кто-то другой! — проигнорировал Лофт риторический вопрос. — Её полноправным хозяином ты оставался бы ровно до того момента, пока кто-либо не узнал об этом. Никто бы не отдал Обитель Скорби одиночке, который даже о себе позаботится не может, не то, чтобы вкладывать ресурсы в развитие Обители. Или ты можешь что-либо противопоставить клану? Любому клану, даже самому захудалому?

— Ты… — от возмущения перехватило дыхание. — А я бы не говорил никому, что у меня есть замок!

— Использовать Алтарь в качестве кланового замка, или убежища — это всё равно, что из золотой чаши, украшенной самоцветами, кормить домашнего кабрака!

— Да пошёл ты нахрен со своим кабраком! — я взорвался, размахивая руками. — Это была моя Обитель! Я её заработал! Кровью и болью заработал!

«Получено задание: «Осада».

В течение 24 часов отстоять Обитель Скорби.

Ранг: простое

Награда: нет.

Штраф: потеря Обители Скорби.

Принять: Да/ Нет?».

Лофт совершенно спокойно взирал на меня, пока я, открывая рот, как выброшенная на лёд рыба, вчитывался в условия квеста.

— А теперь представь, что тебе сейчас приходит подобное задание, но без возможности отказаться. Что делать будешь?

— Без возможности отказаться?

— А как ты думал? Соберётся какой-нибудь клан захватить крепость, подойдёт под стены с осадными машинами, с армией игроков и будет с надеждой ждать, пока ты примешь условия квеста? Ой, а он отказался, парни! Как жаль! Тогда собираемся и идём домой, может завтра согласится! Так ты себе это представляешь? — вопросительный взгляд Лофта продолжал меня бесить.

Я прекрасно понимал, что он прав, но в душе не мог согласиться с потерей такого лакомого куска пирога, как замок. Он мог бы сказать мне прямо! Попросить в конце-то концов! А я бы отдал? Нет, конечно! Я бы ни за что этого не сделал добровольно!

Злость постепенно уходила, оставляя вместо себя досаду, разочарование и понимание того, что мне срочно нужно становиться сильнее. Я больше не хочу ощущать чувство беспомощности, когда ты совсем ничего не можешь сделать, а все вокруг с радостью прогибают тебя под свои нужды.

— Мне показалось, или ты, наконец, осознал? — Лофт облегчённо вздохнул, — Я рад, что…

— Отправь меня туда, откуда я начал, — я знал, что мне сейчас поможет.

— Что? — рыжий удивлённо запнулся.

— Отправь. Меня. Ко входу. В Обитель.

Я благодарно кивнул ошалевшему Лофту, который без вопросов открыл портал, и, по-моему, понял, для чего мне туда нужно.

В глубине закрывающегося портала тускло вспыхнули два синих дрожащих огонька.

Гарконская пустошь. Пасть Леты. Круг возрождения

Прошло более шести часов томительного ожидания, а пришлое отродье так и не появилось на растрескавшейся поверхности Круга. Гныш был в ярости. Наверняка этот трусливый дроу спрятался где-то в Храме, забившись в глухой закуток, как последняя крыса, а он, Гныш, должен его здесь караулить. Ну ничего, он терпеливый. И умный. Да, умнее любого паршивого дроу.

Приняв, по его мнению, наиболее величественную позу, он позвал одну из служанок, которые по праву полагались славному вождю племени в количестве, которое он, Гныш, посчитает нужным:

— Беис! — визгливый голос вождя заставил затрепетать мелкие пёрышки на обереге, подвешенном над входом, в качестве защиты от злых духов и знака покровительства Магруба.

— Да, моя вождь, — сгорбленная фигура служанки, подскочив к Гнышу, поклонилась, увернувшись от оплеухи, но ровно настолько, чтобы и себе больно не сделать, и вождя не обидеть, уверив его в том, что он попал, как следует наказав нерасторопную.

Гныш довольно осклабился:

— Где шатаешься? Ты должна быстро появляться, как только моя изволит желание!

— Прости, моя вождь!

— Принеси настойки и быстрее!

Беис, проворно попятилась назад, не поднимая склонённой головы и не поворачиваясь спиной к Гнышу, иначе, чего доброго, снова прикажет избить палками, с него станется. Прикоснувшись спиной к засаленному пологу походного шатра, она выскочила наружу, с облегчением вдохнув морозный воздух после тяжёлого запаха, витавшего в обиталище вождя.

Как же она его ненавидела.

Ненавидела настолько, что готова была сама размозжить увесистым топором его голову в одну из ночей, только чтобы эта жестокая похотливая скотина никогда больше не увидела светила. Ненавидела настолько, что с удовольствием содрала бы с него кожу живьём. Но, увы, только могла мечтать и ждать, пока ей представится такая возможность.

Гныш был недоверчив и бдителен. Эта трусливый шакал даже спал вполуха, из-за чего к нему даже ночью было не подобраться на расстояние удара.

Неспешный быт и привычную суету гоблинской стоянки разорвал звук сигнальной дудки, который, не успев взлететь на наивысшую ноту, внезапно резко оборвался, будто часовой передумал поднимать тревогу и отбросил дудку от себя. Сердце гоблинши, пропустив несколько ударов, суматошно заколотилось, грозя выпрыгнуть. Будто подтверждая нахлынувшее чувство тревоги, стоянка пришла в движение.

— Пришлый, — шёпотом произнесла Беис, в душе надеясь на то, чтобы у этого несчастному дроу, за которым они гнались, получилось спастись, так как прекрасно понимала, что если это ему не удастся, то участь чернокожего будет незавидной.

Гоблины.

Эти выкормыши Магруба заслуживали самой мучительной смерти, поскольку своей злобой, жадностью и тупостью давно навлекли на себя кару Светлых Богов. Беис не жаловала Магруба. В племени Беис, которое было вырезано под корень гоблинами, было принято поклоняться Светлым Богам.

Постоянно избитая за свой цвет кожи, Беис со своим, почти голубым оттенком, разительно контрастировала с остальной ордой, в которой превалировал болотный и грязно-зелёный. Если бы не слабый целительский дар, который она как величайший секрет скрывала ото всех, быть бы ей давно сожранной этими дикарями, не гнушавшихся поеданием слабых или тяжелораненых сородичей.