— Its sont en colère, les rosbifs,[56]— толкнул локтем приятеля Жожо.

Клод пожал плечами.

По его небогатому опыту, англичан, которых он встречал, всегда что-нибудь не устраивало — то жаркое солнце, то водопровод, то медленная работа на стройке. Они не упускали возможности выразить сдержанное неудовольствие. Но, по крайней мере, большинство их держались вежливо, не то что заносчивые парижане. Черт бы побрал этих парижан! Он осушил стакан и зевнул. Завтра снова пытка — очередная тренировка у Генерала. Задница не зажила еще с прошлой тренировки. Велосипедные седла не для таких гигантов, как он.

Они подошли попрощаться с Саймоном. Для англичанина, решили они, неплохой малый. Оба крепко пожали ему руку. Он на всю зиму обеспечил их работой, да еще какой — удобной, в тепле.

Саймон успокоился. Он был уверен, что Крауч присмиреет. Этот мелкий негодяй убедился, что Саймон говорил всерьез, а судя по всему, он не из тех, кому хватало смелости и нахальства, чтобы рисковать. Не обладал он и свойственной журналистам возможностью укусить и удрать, спрятаться за спину редактора, который к тому же был за сотни миль отсюда. Легче иметь дело с противником в деревне, чем с противником в Лондоне.

Было далеко за полночь, когда последний гость, раскрасневшийся и по-пьяному восторженный мэр Бенетто, обняв на прощание всех троих, пошатываясь, побрел к себе в кафе. Эрнест оборвал вопли «Джипси Кингс» и поставил Шопена. В зале воцарилось спокойствие. Приятно смотреть на следы разгрома — разбросанные всюду бутылки, стаканы, тарелки, пепельницы, будто выметенный стол с едой — хаос, красноречиво свидетельствующий об удавшемся вечере. Чтобы наполнить вином три стакана, Саймону пришлось наклонить бочонок.

Усталые, но еще не готовые ко сну, они делились впечатлениями. У Николь ягодицы в синяках от щипков мэра. Торговец сигнальными устройствами пробовал пугать Саймона статистикой местных грабежей. Агенты по торговле недвижимостью намекали на комиссионные за каждого клиента, которому они порекомендуют отель. Дюкло из гаража предложил использовать в качестве такси для гостей полуразвалившийся санитарный «ситроен», который он полтора года никак не мог продать. Пассажиры, говорил он, могли бы лежать на носилках и спать всю дорогу от аэропорта до Брассьера. Или, скажем, парочки, совершающие свадебное путешествие…

— А как насчет человека, который так сильно потел? — спросил Эрнест. — Я видел, как вы мило беседовали в уголке, а потом он слинял вместе с друзьями, которые, должен сказать, могли бы составить идеальную партию для ужина, где требуется молчание.

Саймон передал содержание разговора с Краучем.

— Как сложно, — покачала головой Николь. — Во Франции много проще. Платишь журналисту. — Она пожала плечами. — Вот и все.

— Что вы делаете, когда он приходит и просит еще? — зевая и потягиваясь, спросил Саймон. — Думаю, этот будет молчать, пока я не утрясу все дела с агентством. Потом это не столь уж и важно. Что важнее, так это то, что жители, кажется, остались довольны.

Они посидели еще с полчаса, пока Николь рассказывала, что ей удалось подслушать. Как она и предсказывала, жители Брассьера видели в отеле какое ни на есть разнообразие и источник пополнения доходов. Подорожают земля и имущество; станет больше рабочих мест; может быть, детям не придется покидать деревню в поисках работы — туризм для них привлекательное занятие. От изображаемых на открытках живописных залитых солнцем деревень очень далеко до гнетущей реальности — неутешительных урожаев, работы не разгибая спины, банковских ссуд. Любая возможность зарабатывать деньги в чистой одежде будет встречена с одобрением.

Наконец они удовлетворенно задули свечи и, оставив все в полном беспорядке, заперли за собой дверь. Вечер удался. А через два дня Рождество.

Саймон позвонил в сочельник, когда, по его расчетам, Джордан уже пропустил пару стаканчиков джина и начал впадать в уныние при мысли, что несколько дней ему предстоит развлекать родителей жены.

— Алло? — послышался голос супруги Джордана, старающейся перекричать лающего пса. — Перси, молчать! Алло?

— Луиз, надеюсь, что не отрываю тебя от дел. Это Саймон Шоу.

— Здравствуй, Саймон. С Рождеством. Перси, ради Бога, ступай поищи тапочки. Извини, Саймон.

— С Рождеством тебя. Могу переброситься парой слов с Джорданом?

Саймону было слышно, как отчитывают Перси, потом послышался стук шагов по деревянному полу.

— Саймон?

— Найджел, извини за беспокойство, но дело важное. Не мог бы ты выбраться для разговора в Лондон двадцать седьмого? Ужасно не хочется просить, но…

— Дорогой друг… — Джордан понизил голос до шепота, — …между нами, о большем нельзя и мечтать. В чем дело?

— Хорошая новость. Не заехал бы ты по пути за мной на Рутланд-гейт? Как машина?

— Летит как птица, старина, как птица.

— Тогда увидимся двадцать седьмого. Да, и счастливого Рождества.

— Мало шансов, если только не добавлю чего-нибудь в портвейн.

— Говорят, неплохо действует цианид. Желаю повеселиться.

Покачивая головой, Саймон положил трубку. Традиция праздновать Рождество в кругу семьи вызывала в памяти реплику Бернарда Шоу о браке. Как там? «Победа оптимизма над жизненным опытом».

Когда закончились короткие французские рождественские праздники, Саймон должен был признать, что они ему доставили удовольствие… Укутавшись в шарфы и свитера, они обедали на закрытой веранде, часами бродили по диким окрестностям и, опьянев от свежего воздуха и красного вина, рано легли спать. Следующий день провели в жандармерии, в который раз проверяя планы, пока не пришло время ехать в аэропорт к вечернему рейсу на Хитроу. Когда они с Эрнестом, выехав из деревни, спустились в долину, Саймон подумал, что давно уже с таким нетерпением не ждал Нового года.

Лондон вымер. Обитатели тупо уставились в экраны телевизоров. Апартаменты на Рутланд-гейт казались чужой квартирой. Саймон не находил себе места, скучал по Николь, не мог сосредоточиться на заметках к завтрашней встрече, мечтая, чтобы она скорее закончилась и он снова вернулся в уютный домик на вершине горы.

Проснулся рано, заглянул в пустой холодильник и вышел поискать местечко, где можно позавтракать. На Слоун-стрит было тихо и пасмурно, но более отважные владельцы уже украсили лавки объявлениями о после-рождественской распродаже. Проходя мимо салона мод «Армани», Саймон подумал, где могла провести Рождество Кэролайн. Вероятно, в Санкт-Морице, где можно четырежды за день менять наряды и общаться с евроотребьем.

Дойдя до отеля «Карлтон тауэр», отыскал там обеденный зал, обычно полный посетителей в деловых костюмах, назначивших утренние встречи. Но сегодня, уткнувшись в путеводители, за столиками сидели немногочисленные американцы и японцы, с трудом осваивающие прелести традиционного английского завтрака. Заказав кофе, Саймон достал подготовленное им сообщение для печати. Блестящий образец, подумал он, внешне многозначительной бессмыслицы; к тому же ему удалось вставить несколько своих излюбленных штампов: здесь был «годичный отпуск для научно-консультативной работы» бок о бок с «беспристрастным всеобъемлющим обзором» и «сохранением тесных связей с агентством». Шедевр расплывчатого суесловия. Джордан, вероятно, захочет вставить абзац о самом себе и своих сотрудниках, но это не составит труда. А Зиглер? Скажет, что это бред сивой кобылы, и будет прав. Но ему, как и Саймону, известно, что в рекламном деле все держится именно на нем.