— Хорошо. Жди.

— Что-то не так? — спросил почувствовавший неладное Джон.

— Пока не знаю. Может, они решили «нагулять аппетит» перед постелью. Но едут они не в отель. Похоже, что в Сохо направляются.

— Это же район ночных клубов?!

— Вот и я о том же, — ответил Уэйн, продолжая следовать за автомобилем Ирины и надеясь, что они просто решили покататься по городу перед сексом. Но когда через несколько минут по правой стороне появились огни отеля «Langorf» и машина Ирины свернула к нему, он обречено сказал: — Все, Джон, удачи в этом году у нас уже не будет, они идут в «Langorf».

В ответ из динамиков было слышно, как взревел и тронулся с места мощный «Lotus Esprit» Джона.

— Не спеши, Джон, — сказал Уэйн, — мы уже ничего не сможем сделать.

— Но хотя бы для дяди Миши мы можем собрать информацию? Узнаем все о нем и будет, о чем говорить.

— Все равно не спеши, нам здесь долго ждать еще придется, чтобы за ним потом проследить.

— Хорошо, — раздался голос Джона и было слышно, как его «Lotus» сбросил обороты, — я тогда съезжу за сэндвичами.

Когда Ирина и ее молодой человек поставили машину и направились в отель, Уэйн тоже вышел и прошел за ними. В холле отеля он теперь хорошо рассмотрел этого юношу, это был именно тот парень, с фотографии. На вид ему было не более двадцати лет, совсем еще молодой паренек с почти детским взглядом. Но и Ирина выглядела лет на пять моложе своих двадцати восьми и потому receptionist не обратил никакого внимания, что по предъявленным документам ей было только двадцать.

Уэйн терся возле них в холле и ухитрился не только убедиться в том, что парень представился тем же самым левым именем, но и смог прикрепить к ее сумочке маленький передающий микрофон.

«Все же это лучше, чем вообще ничего», — подумал он, выходя из отеля и направляясь к своей машине. Если они каждый раз ездят по разным отелям, то очень сложно и дорого обойдется видеозапись происходящего в номере. Если бы дядя Миша еще оплачивал это, проблем бы не было, атак…» Недавно им пришла информация из России о преследуемой ими девушке и ее муже. Он оказался далеко не тем человеком, как они рассчитывали, и опытные шантажисты потеряли всякий интерес к этому делу. Они доводили его до хоть какого-нибудь результата, только ради своего покровителя из России, и то на слишком большие расходы идти не собирались. Уэйн спокойно сел в машину и надев наушники услышал, что парень разговаривает с ней по-русски с небольшим акцентом. Он включил запись и стал прислушиваться.

Русский язык он не знал совсем и понимал только то, что они там в номере совсем не скучают. Хорошо были слышны продолжительные затишья, которые могли означать только длительные поцелуи, и произносимые нежным голосом иностранные слова. Вот шаги прекратились и послышался звук падающих на кровать тел, да так сильно, как будто они бросились в постель с разбега. Остальные звуки оставались пока прежними.

Подъехал и сел к нему в машину Джон. Уэйн протянул ему наушники и сказал:

— У него акцент. На, послушай, попробуй определить, кто он, они там разговаривают между поцелуями. Мне показалось, что он англичанин.

Джон взял у уже тянувшегося к сэндвичам Уэйна наушники и надел их на голову. Речи не было слышно уже никакой, сплошные чмоки и вздохи перекрывали шорох сбрасываемой одежды и катание тел по кровати.

— Да, — произнес он, — жаль что картинки этой не видно.

— Акцент чей, не понятно?

— Да они не разговаривают уже, — ответил Джон, — сплошной секс.

Он снял с себя наушники и, положив на колени, взял в руки вкусно пахнущий сэндвич. Уэйн прибавил громкость и вся любовная сцена была отчетливо слышна даже с маленьких динамиков наушников на коленях Джона.

— Что-то она тихо стонет, — сказал Уэйн, спокойно жуя сэндвичи и запивая колой.

— Видно, не очень он ее возбуждает, — также спокойно ответил Джон.

Им не так часто приходилось снимать или записывать подобные сцены. Но к сбору любого компромата относились как к своей работе, а потому привычно сидели и слушали, ничуть не возбуждаясь, поглядывая на индикатор уровня записи и жуя сэндвичи.

— Зато она ему точно нравится, — заметил Уэйн, и его друг согласился с ним кивком головы, так как его рот был занят более приятным для него делом.

Тут в наушниках стало слышно, как партнер очень громко и часто задышал и через несколько секунд друзья услышали его крик и потоком несущуюся речь. Джон бросил сэндвич и резко надел наушники.

— О-о, да он англичанин, на, послушай, — он протянул наушники Уэйну.

Тот надел их на голову и отчетливо услышал, как партнер девушки тяжело дыша и не прекращая фрикций умолял партнершу заканчивать, потому что он уже все и уже не может. Оказывается в экстазе он говорил на своем родном языке, как, впрочем, и многие люди. А Ирина не давала ему остановиться. Теперь уже громким стоном она дала понять, что уже вотвот и почему-то тоже на английском языке просила еще и еще.

Наконец она застонала, и дыхание ее начало прерываться. Слышно было, что кончила она не притворно. Дыхание ее уставшего партнера тоже сбивалось и он все так же по-английски шептал ей о том, какая она хорошая, вперемешку со словами благодарности.

Уэйн внимательно слушал все это, надеясь, что они и дальше будут разговаривать на его родном языке, и из разговора можно будет почерпнуть какую-либо информацию об этом молодом человеке. Но как только тот отдышался и успокоился, опять заговорил с Ириной по-русски, и Уэйн снял наушники.

— Даже по имени его ни разу не назвала, — сказал он.

— Ничего, так все узнаем. Сейчас-то мы его уже не упустим, — спокойно ответил Джон, вытирая руки после сэндвичей. — Да, и позвони Луизе, пусть сделает распечатку ее последних звонков. Узнаем еще его номер.

* * *

Бандера все раздумывал над своей дальнейшей жизнью. Теперь его уже не волновали ни пробки, ни постоянные задержки с сотрудниками ГИБДД, которые в связи с пятидесятикратным увеличением штрафа за просроченные транзиты теперь останавливали его постоянно. Все равно ехать было некуда и спешить, естественно тоже.

Он бесцельно катался по городу, потому что сидя дома ему даже в голову ничего умного не приходило.

Большую половину его мыслей занимала Ириска. Хотя он, конечно, старался думать о делах. Потому что знал, если будут какие-то дела, любовь отойдет на второй план. А если удастся что-то провернуть крупное и начать снимать кино, место любви окажется и вовсе на заднем плане.

Обращаться еще к кому-либо по этому вопросу он не собирался, это уже будет похоже на бег по кабинетам. Поэтому, когда удавалось на время выбросить из головы Ириску, он думал о тех темах, по которым когда-то сам работал. А поскольку, кроме криминала и кино, он больше ничем в жизни не занимался, то мыслил только в этих направлениях.