От слишком долгого смотрения в бинокль жгло глаза. Чтобы проверить себя, я сосчитал убитых солдат противника (в который по счету раз) вокруг меня и перед нами. Их было двадцать три. Единственного танка хватило бы, чтобы прекратить наше отчаянное сопротивление. Но у противника было время, и он посылал против нас пехоту. Они не полагались на удачу. В конечном счете, это ничего бы не изменило. Несколько еще дерущихся солдат на этой стадии битвы ничего уже не решали. Некогда гордая и победоносная армия продолжала держаться, хотя все чувствовали, что конец уже наступил.

Русские позволили себе проволочку; 29 января в секторе ничего не случилось. Мы также не знали, что происходит на других фронтах, особенно держится ли южный котел, в котором находился наш главнокомандующий Паулюс.

Пайки урезали еще раз. Целая буханка хлеба и три четверти банки «шока-колы» на 23 человека. Лишь теплая похлебка приходила в том же количестве, потому что снеговой воды было более чем достаточно, чтобы разбавить до нужного. Приходилось долго искать в ней пятнышки жира и кусочки конины.

Проблем с моими людьми не было. Они несли службу не ворча, поскольку видели, что я сам слишком много делаю и успеваю везде. В эти последние дни «товарищество» не было просто словом – мы действительно так жили! (В немецком языке есть два слова со значением «товарищ». «Геноссе» было скорее партийным словом, а «камерад» имело хождение именно среди солдат и обозначало скорее военное братство и взаимовыручку. Его автор и употребляет на каждом шагу, сам будучи выходцем из солдатских низов. – Прим. пер. ) Думаю, только тот, кто испытал то же или сходное положение, может по-настоящему знать значение слов «товарищ» и «товарищество». Каждый человек проявлял себя настоящего. Ничто другое не шло в счет: ни чин, ни заученные общие фразы, ни малейшее преимущество, но только безоговорочная ответственность человека по отношению к другому человеку.

30 января 1943 г.

Сегодня, 30 января, Третий рейх отметил десять лет существования. Тогда мне еще не было четырнадцати. Я участвовал с энтузиазмом и убежденной верностью. Я пошел добровольцем в пехоту, когда мне было восемнадцать. Я верил в будущее нашего народа и до сих пор твердо в него верю. Если наши действия и жертва были нужны, чтобы этот «красный потоп», известный как большевизм, не достиг нашего народа и Европы, тогда все было не напрасно. Надеюсь, наш народ переживет эту войну!

Противник взял оформление этого памятного дня на себя. Насколько было слышно с командного пункта, оформление было громким. У всех калибров была одна цель: северный котел. Нас не забыли. Их намерением явно было взять северный котел сегодня, 30 января. Я смогу узнать, есть ли в роте потери от этого «благословения огнем», лишь вечером – если мы доживем до него. Нам всем было ясно, что противник хочет разделаться с нами – мертвые, лежавшие перед нашей позицией и за ней, сказали ему все, что нужно. Но у нас еще хватало патронов, чтобы сыграть еще одну мелодию. Что касается меня, я был абсолютно уверен, что последнюю пулю оставлю для себя. Однако время для этого еще не наступило.

31 января 1943 г.

Оказалось, что противник вчера не достиг цели. Марек доложил, что потери были высоки, но где бы ни сражались немецкие солдаты, они защитили себя и отбросили нападавших. «Все уже отчаялись», – сказал он. Мы чувствовали себя так же.

У Марека еще были новости: нашего главнокомандующего повысили до фельдмаршала. Геринг вчера выступал по радио перед народом и сравнил нашу битву в Сталинграде с Леонидом и битвой при Фермопилах. Я счел это бестактным – рейхсмаршал меня разочаровал. Мы бились столько, сколько могли, а высокие чины нас уже списали.

1 февраля 1943 г.

Ночь была сравнительно тихой. Как и все прошлые дни, я стоял на наблюдательном пункте и изучал местность так, как только мог. Казалось, мы здесь уже целую вечность. Родина, моя жена, родители и все прочие люди, близкие и дорогие мне, были так далеко и так близко. Мы выдержали за них неимоверное напряжение, и нашим единственным выбором было принять последнее путешествие в вечность. Если бы только не приходилось ждать так долго. В безнадежной ситуации нет ничего тяжелее ожидания. Откуда придет враг? С тыла? Со всех сторон? Возьмет ли он нас измором? Все эти мысли снова и снова приходили ко мне. Конечно, это было глупо. Солдат, отключи мозг, втяни пятки! Я сумел изгнать все глупые мысли. Так было легче выжить.

И снова стемнело, без происшествий в секторе. Я не знал, сколько еще смогут держаться мои товарищи. Как мне разрезать половину буханки хлеба на 23 порции? А как насчет ломтика «шока-колы»? Похлебка была уже просто теплым питьем. Господи, когда же настанет этому конец!

Пока я так сидел, как курица на яйцах, появился Марек.

– Герр гауптман, я должен немедленно доставить вас к гауптману Краузе. Эту позицию нужно оставить.

– Неметц, приготовься, пойдешь со мной. Юшко, за меня командовать ротой остается лейтенант Аугст. Пошли, Марек!

Марек пошел прямо вверх по склону мимо моего командного пункта. Я шел следом. Неметц замыкал цепочку. Наша дорога шла через несколько холмов и долин к развалинам на краю города. Я запомнил несколько сомнительных ориентиров, которые помогут не блуждать на обратном пути. Минут через пятнадцать мы дошли до командного пункт гауптмана Краузе. Его адъютант, лейтенант Герлах, был еще с ним. Мы пожали друг другу руки.

Краузе начал речь:

– Герр Холль, мы должны отойти на новую линию обороны. Наших соседних дивизий, 60-й моторизованной и 24-й танковой, больше нет. Нам придется иметь дело с фактом, что у 16-й танковой дивизии нет локтевой связи ни с кем ни справа, ни слева. Вы будете командовать оставшимися боеспособными людьми и проинструктируете их.

– Герр Краузе, а что с ранеными и больными?

Краузе взглянул на меня серьезными глазами и пожал плечами. Я был поражен:

– Вы хотите сказать, что мои товарищи, которые не могут двинуться с места, будут брошены?! Так не пойдет! Герр Краузе, пожалуйста, пошлите Марека обратно. Лейтенант Аугст может отойти с позиции со всеми солдатами. Я вернусь на передовую и останусь с ранеными. Они верили мне и исполняли долг до конца. А теперь, в последние часы жизни, мы оставим их с мыслью: «Нас бросили на произвол судьбы». Для меня это просто невозможно!

– Герр Холль, я вас понимаю. До свидания, и да пребудет с вами бог!

Мы пожали друг другу руки, и я вышел.

Лейтенант Герлах вышел следом за мной:

– Берт, можно с тобой поговорить?

– Конечно, Вальтер.

– Ты не думаешь, что мы можем пробиться на юго-запад?

– Ни в коем случае, Вальтер. Ты слышал мой разговор с Краузе. Я буду жалкой свиньей, если брошу своих раненых. До свидания, Вальтер!

Мне пришлось поспешить, потому что скоро рассветет, а я хотел быть на передовой. Неметц шел следом.

– Оставайся здесь, Неметц, и жди лейтенанта Аугста. Не придется ходить лишнего.

– Герр гауптман, я пойду с вами.