Рыжая работала в правительственной структуре, занимающейся этим вопросом. Сейчас они продвигали идею выкупа своих людей за деньги. Гетеросексуальным родителям, которых покидает гомосексуальный ребенок, следует выплачивать некую сумму, которая компенсировала бы им вложенные ресурсы и стала бы финансовой подушкой для достойной старости. Так называемый «фонд освобождения». Конечно, потребуются сотни миллионов, но деньги можно собрать посредством краудфандинга.

Лакомая слушала ее вполуха. Ей приходилось напрягать всю свою волю, чтобы не смотреть на блондина. Она чувствовала на себе, на своей груди его взгляд и стискивала зубы, пытаясь не заплакать.

* * *

Особняк Мэрихилл занимает на тихоокеанском северо-западе то же место, что дворец Херст-Касл в калифорнийском Сан-Симеоне. Оба они по заказу толстосумов построены из железобетона, скрытого под архитектурной смесью европейских стилей. Оба набиты сокровищами, купленными по дешевке у разорившихся королевских особ. Оба стоят на возвышенности, паря над окрестными пейзажами. И обоим хозяева в свое время дали одинаковое прозвище – «ранчо».

Чудеса архитектуры всегда поначалу воспринимаются как блажь. Когда в 1887 году над Парижем начала расти Эйфелева башня, светоч французской культуры Виктор Гюго заклеймил ее как чудовищную буровую вышку, которая изуродует облик города. Небоскреб Эмпайр-стейт-билдинг, возведенный к 1931 году, до конца Великой депрессии не мог привлечь арендаторов, и злые языки Нью-Йорка окрестили будущую достопримечательность Пустым небоскребом.

Время узаконивает то, что сперва было скандалом.

Мэрихилл являл собой невероятное итальянское палаццо среди голых, открытых всем ветрам пустошей, оставленных древним ледником. Но несмотря на такое местоположение, великолепием он не уступал своему калифорнийскому сопернику. Его окна забраны витиеватыми бронзовыми решетками в духе Ренессанса, так что это в равной мере крепость и тюрьма – ибо внутри заключены славянские венцы и богатые престолы, царские портреты и бесценный фарфор с Востока. Готовое королевство, в котором Чарли устроил свою вотчину. Его доход был единственным источником толботтов в регионе, и вся беднота на мили вокруг пришла к нему бить челом, просясь под его протекцию. Женщин, которые были хороши собой, Чарли принимал в гарем командными женами. Те, кто с внешними данными поскромней, поступали к нему домашней прислугой, а которые страшные отправлялись возделывать землю в звании полевых жен. Женщины были обязаны носить платья с корсажами, которые срывались одним движением, мужчинам полагались килты или штаны, в зависимости от погоды.

Сам Чарли предпочитал шитую золотом верхнюю рубаху, под которую надевалась нижняя, из тонкого полотна с широкими рукавами. Ноги его украшали бархатные плундры, снизу крест-накрест стянутые кожаными ремешками. Такой наряд соответствовал зарождающейся культурной идентичности Государства Арийского.

В длинный перечень тягостных забот входила и необходимость все переименовывать. Каждую гору, каждый ручей следовало наречь заново по обычаю страны, которой они теперь принадлежали. Кроме того, Чарли приказал выстроить каменную медоварню для производства хмельного меда. Призвав к себе воды могучей реки Колумбии, именовавшейся ныне «Потоком Чарли», он постановил, что живительную влагу ее надлежит в достаточном количестве перенаправить на возвышенные территории для ведения там земледелия. Великие усилия вложил Чарли в эту затею, и вскоре его дворец окружали поля курчавого эндивия, широкие полосы сахарной свеклы, кинзы и брюквы.

В соответствии с культурными ценностями Государства Арийского простолюдины разгуливали по долам и весям в коттах и камизах, от непогоды они укрывались, заворачиваясь в широкие плащи с капюшонами, на ногах, в зависимости от времени года, носили сапоги или сандалии, а на головах – уборы, обозначавшие место в социальной иерархии. Многие щеголяли в дублетах, рукава которых украшали клинья алой парчи, а на груди и плечах сверкали музейные самоцветы. Жемчуга теперь можно было купить у прежних богатеев по цене яйца, и ни голодающим, ни мертвым не было никакого толку от золота.

Чарли и его приближенные разыскали и разобрали по своим домам всех юных прелестниц. Богатые наряды позволяли Чарли и другим вождям Государства Арийского заново открыть в себе благородное происхождение. Облаченные в венецианские бриджи, сдвигали они оловянные кружки с крепким элем и славили друг друга. Неустанно трудились многие домашние жены, мастеря и расшивая им узорные спорраны.

Задача стать героем была выполнена и осталась в прошлом, уступив место каждодневным хозяйственным заботам. Много было этих забот, Чарли даже не успевал задуматься, довольно ли его сердце. Когда он рассекал по своим владениям в табардах и бригантинах, в стеганых поддоспешниках, колетах и упеляндах, на него порой нападала тоска. Борясь с нею, Чарли созвал Комитет по возрождению истинной культуры и возродил менуэт. Возродил куртуазность и традицию целования руки. Ввел обязательные требования к положенной белому человеку чистоте речи. Наполняя жизнь своей вотчины смыслом, он возродил культ Одина и Тора, для чего по его приказу возвели собор с нефами и взмывающими ввысь контрфорсами. Но даже преклоняя колени у алтаря и принимая участие в свежесочиненных древних таинствах, не испытывал Чарли довольства.

Сыты были его подданные и не бездельничали. Изучали они забытые тексты в поисках рецептов красок и утраченных узоров для плетения кружева. В моду вошли рубахи покороче, и самые удалые из арийских властителей дополнили свой гардероб гульфиками из золоченой кожи, инкрустированной жемчугами. А в непосредственной близости от этих гульфиков всегда находились командные жены, готовые раздвинуть ноги. Кавалер мог снять с головы тюдоровский берет или треуголку с плюмажем, но этим галантность его, как правило, и ограничивалась.

Упомянутая же тоска, нападавшая на Чарли, воскрешала в его памяти школьные годы. В думах он возвращался к тем дням, когда на уроках литературы проходили незаконченный роман Флобера «Бувар и Пекюше». Пока более резвые однокашники проказничали и бесконечно обсуждали искусы плотской любви, юный Чарли корпел над книгой, впитывая главный ее тезис. Два конторских служащих нежданно получают состояние и оставляют привычную жизнь, надеясь обрести счастье в каком-то более возвышенном занятии. Они ищут счастья в вине, искусстве, скачках… и нигде не находят. В итоге они возвращаются по своим конторам, писать в гроссбухи и перекладывать бумажки.

Притча эта застряла у Чарли в зобу, как всухомятку заглоченный сэндвич с арахисовым маслом. А если он и правда не способен наслаждаться жизнью властелина? А если он воспарил слишком высоко, а на самом деле место его было в цеху, рядовым подмастерьем?

Он слыхал истории о восходящих рок-звездах. Авангардных фигурах, сделанных из того же теста, что Курт Кобейн. Едва на них обрушивались признание и богатство, они покупали себе особняк – это был вроде как очередной обряд посвящения. А потом много лет жили, занимая в своем особняке одну-единственную комнату, выбрав нередко самую маленькую, не больше чулана.

Чарли решил не пятиться робко от судьбы, а постепенно врастать в новую роль. И хотя женщины в его доме были безотказны и с благодарностью принимали честь вынашивать его потомство, ему нужна была одна – та, что поможет держать на плечах тяжкое бремя власти.