вышел за пределы породившего его психоанализа, пересек границы других теоретических школ и нашел там прописку. При этом исходная ядерная идея (что-то защищается от чего-то) получает каждый раз иное содержательное наполнение [см., например, Бассин 1969]. Иногда на свет производится нечто совсем отличное от психоаналитического: «Психологическая защита личности является феноменом неадекватного удовлетворения потребности индивида быть личностью, потребности в персонализации» [Стоиков 1986, с. 126].

Кроме того, понятие психологической защиты оказалось перенесенным еще и в другой онтологический контекст: из события внутрипсихического превратилось также в событие межличностное [Хараш 1987], и даже в межгрупповое [Мин-дел 1993].

Ни в случае теоретической экспансии, ни в случае расширения онтологической отнесенности сколь-нибудь серьезной сверки с исходным понятием, как правило, не проводится. Попытка отрефлексировать условия, в которых возникло понятие психологических защит, привела В. И. Журбина (1991) к заключению, что мы имеем дело с фантомом, с эпифеноменом, являющимся порождением системы отношений между пациентом и врачом.

В силу указанных причин исходное понимание психологических защит, данное в психоаналитических работах, настоятельно требует своего переосмысления.

6.1.1. Психологическая защита в разных теоретических контекстах

Честь открытия защитных действий, несомненно, принадлежит 3. Фрейду, которому это понятие потребовалось для модельного описания динамики психических процессов в ходе психотерапевтической работы. (Муки рождения представлений о сопротивлении и вытеснении, как важных составляющих терапевтического процесса, почти зримо ощущаются в его пионерской работе «Толкование сновидений».) Последователи 3. Фрейда разрабатывали понятие психологических защит — не меняя его по сути — в сторону детализации и дополнения перечня защитных механизомв новыми видами [A. Freud 1948]. При наличии некоторых расхождений частного характера общий облик модели психологических защит, основные черты которых воспроизводятся во многих руководствах и словарях, весьма устойчив.

Первой из них признается наличие тревоги как фактора, несущего угрозу и обусловливающего необходимость защиты. При этом иногда за кадром остается то обстоятельство, что сама тревога является лишь индикатором наличия конфликта между различными психическими инстанциями.

Второй важный признак, выделяемый авторами, указывает на структуры, находящиеся под протекцией. Как правило, это Эго и его атрибуты: самооценка, Я-образ, Я-концепция и т. п.

Общей чертой в традиционном психоаналитическом представлении о психологической защите является их интралич-ностная локализация: это одна из сторон протекания внутренней борьбы, в которой Эго защищает себя от разрушения в вихре конфликтов между сознанием и бессознательным, между противоречащими устремлениями, между Оно и Супер-Эго и т. д.

Тенденция последних десятилетий состоит в том, что в самом психоанализе при рассмотрении психологической динамики предлагается сделать выход за пределы отдельной личности. Показывается, что предпосылки к этому можно найти у основателя-метра. Так, если раньше перенос признавался свойством пациента, проявляющимся в его взаимоотношениях с терапевтом, то в последующем трансфер возводится в ранг одного из фундаментальных основ психики [Modell 1984]. То же происходит и с интрапсихическими процессами, которые все больше экстериоризуются в языке модельных представлений. Предельное выражение этой тенденции обнаруживается у Э. Берна (1992).

Данное обстоятельство не могло не коснуться и проблемы психологических защит, которые начинают все чаще адресоваться к межличностным феноменам как своим аналогам. Например, делаются попытки описать генезис защит в терминах взаимоотношений младенца и матери [Guntrip 1977].

Феномены, к которым адресуется психоанализ, считаются локализованными на внутрипсихическом горизонте. Правда, можно переинтерпретировать психологические защиты как производные процесса взаимодействия между пациентом и терапевтом. Тогда их феноменология окажется более доступной. Однако такое переосмысление в явном виде в психоанализе мне отыскать не удалось — даже там, где делаются указанные усилия по выведению психологических защит из межличностных отношений, поскольку речь в основном идет об их онтогенезе. В текущем же режиме взаимодействия пациента и врача психологические защиты чаще всего мыслятся как уже интраличностные.

Тем не менее, клиническая практика постепенно выводит к пониманию интимной связи между защитами в традиционном представлении и межличностными отношениями, которые оказываются продолжением внутренней борьбы в качестве ее внешних отголосков, средств совладания или инициирующих факторов [Rakkolainen 1982].

Эксперименты по исследованию проблемы фрустрации потребностей, проведенные сотрудниками К. Левина, также могут быть причислены к изучению психологических защит [Hilgard 1972]. В отличие от психоанализа, где как конфликт, так и защитные действия являются продуктом мысленной реконструкции, данные авторы экспериментально смоделировали аналог интраличностного конфликта — состояние фрустрации потребности — и зафиксировали внешнеповеден-ческие проявления этого состояния.

Ими оказались: а) нетерпеливость, напряжение — двигательное возбуждение, выражающееся в повышении напряжения мышц, беспокойстве пальцев, их сосании, кусании ногтей, курении, жевании резины; б) деструктивность, выражающаяся в агрессивных действиях; в) апатия, безучастное отношение к ситуации, равнодушие к событиям; г) фантазирование о желаемом, или отвлекающие грезы; д) стереотипные формы поведения — более частый повтор одних и тех же игровых сюжетов, повседневных ритуалов; е) регрессия — возврат к формам поведения, характерным для более раннего возраста. Параллели с психоаналитическими защитами очевидны. Действительно, психологические защиты почти зримо угадываются за поведенческими проявлениями, поскольку изменения последних воспринимаются как результат действия внутренних защит. Иногда и сами внешние действия могут иметь самостоятельное защитное значение.

Понятие психологических защит со временем приобрело столь широкую популярность, что стало употребляться в контекстах, мало связанных с психоанализом, или совсем Далеких от него. Особенно широкое хождение этот термин получил в рамках групповой психокоррекционной и тренин-говой работы. При внешнем сходстве по языку и семантике используемое понятие психологических защит очень сильно отличается от психоаналитического. С одной стороны, нестрогое употребление исходных понятий позволило работать с защитами межличностного характера, а с другой, исходное — собственно психоаналитическое — представление о внутриличностной природе защит просто осталось как бы в тени.

В качестве примера можно привести результаты эмпирического обобщения, проведенного А. У. Харашем, которым были выделены следующие виды, как он пишет, межличностных защит: ролевая самоподача, псевдораскрытие, ненормативная защита [Хараш 1987]. Основная их цель — защита собственной самооценки от изменений, которым ее подвергают партнеры по общению — члены Т-группы. Интуитивно понятный термин «межличностная защита» получил наполнение четко эмпирически очерченным и весомым содержанием. Как теоретическое понятие, однако, оно не было определено.

В протекании групповой динамики психологические защиты «усматриваются» без труда даже теоретически неискушенными участниками группы. Скорее можно сказать, что ухватываются эмоционально, эмпатически, почти непосредственно. Но могут быть и не замечены, если наблюдателю не указать на них и не снабдить дополнительно интерпретационным комментарием.

Термин «психологическая защита» иногда употребляется при обсуждении проблем, возникающих в ходе ведения переговоров [Фишер, Юри 1991]. Очевидно, что в этом контексте ему придается иное значение. Имеется в виду недопущение нанесения ущерба со стороны партнеров по переговорам. Защите подвергается способность не поддаваться на воздействия, которые могут изменить протекание переговоров или их исход в нежелательную сторону, то есть собственные интересы