Аксель обернулся, чуть сбросив скорость:

— Так вы из Канады, фру?

— Гм… да.

— И едете в Снольди-Хольм… Случайно, не к маленькому Хансу?

— К Хансу? — бабка снова прикрыла глаза, посидела молча. — О да, да, к Хансу. Это мой… мой родич.

— А этот парень, видно, внук?

— О, не внук, нет. Э… воспитанник!

— Ах, воспитанник… Подъезжаем. Вон тот дом с красной крышей и садом.

Аксель притормозил у самых ворот. Выйдя из машины, предупредительно распахнул дверь, помогая бабуле выбраться, и тут только обратил внимание на отсутствие у нее багажа. Ни чемодана, ни саквояжа, ни сумки! Даже дамского ридикюля со всякими там помадами, салфетками, тушью и прочим добром — и того не было. Однако странно… Может, оставили на вокзале? Или что похуже случилось?

— Багаж-то ваш, что, украли?

— Ба-гаж? — Старушенция на секунду прикрыла глаза и весело закивала. — О, да, да! Украли.

Да, та еще бабка! Хотя, с другой стороны, лучше уж, наверное, с ней жить, чем в приюте. Все ж какая-никакая, а родственница.

Прибывшие гости поднялись на крыльцо и что есть силы забарабанили в дверь. Аксель пожал плечами — что, позвонить-то никак было?

Впрочем, похоже, дома никого не было. Где же Ханс? А, наверное, еще в школе. Хотя нет, в какой школе? Каникулы… Ага, вот и он! Проснулся наконец.

В окне верхнего этажа появилась заспанная физиономия Ханса. Он так и сбежал вниз — щуплый, светло-русый, растрепанный — босиком, в распахнутой на груди пижаме.

— Привет, Ханс, долго спишь, — помахал ему Аксель.

Тот покрутил головой, непонимающе глядя на старушенцию и прибывшего с ней парня.

— Это родственники твои, — пояснил таксист. — Говорят, из Канады.

— Из Канады? Так вы — Анна-Ханса! — Губы мальчика растянулись в улыбке. — Мама про вас рассказывала. — Глаза его на миг погрустнели. — Что ж вы стоите на пороге? Проходите в дом! А где ваши вещи? А это кто? Ваш внук? Парень, тебя как зовут? Ты с нами будешь жить?

Аксель уселся в машину и поехал обратно в Гронг. Вечером концерт — наверняка кто-нибудь из размалеванной молодежи поедет на концертную площадку в Черном лесу.

Полицейский инспектор Ньерд Плеске, молодой человек лет двадцати трех, белобрысый и сероглазый, симпатичный, из тех, про которых женщины говорят — «душка», — вовсе не был плейбоем. И вовсе не потому, что не любил женщин, нет, он просто стеснялся. С детства таким был, стеснительным, даже познакомиться с девчонкой и то робел, так что девушки с ним знакомились сами и брали всю инициативу на себя, справедливо полагая, что вряд ли дождутся ее от такого интроверта. Войдя в сознательный возраст, Ньерд пытался с этим бороться, даже профессию выбрал самую что ни на есть общественную — всегда в гуще людей, тут уж никуда не деться. К делу своему относился добросовестно, однако высовываться не любил, потому и считался всего лишь обычным служакой из тех, что звезд с неба не хватают. А Ньерду, в общем-то, и не нужно было звезд, достаточно было уважения коллег, а в особенности — начальника, пожилого седовласого комиссара, чем-то похожего на неповоротливого добродушного сенбернара.

Вот он уже теребил по рации, не особо-то доверяя мобильным:

— Ну, что там, Ньерд?

— Подъезжаю, — обгоняя синий девятисотый «СААБ»-такси, доложил инспектор.

— Чего-то долго, — недовольно проскрипел динамик. — Как разберешься, сообщай немедленно.

Свистнув, рация отключилась.

— Хм, долго, — пожал плечами Ньерд. — Да вообще-то не так уж и долго.

Припарковав служебный «вольво» около уже оцепленной полицейскими автобусной остановки, он вышел из машины и направился к месту происшествия. Представляться не требовалось — не такой уж большой город, все полицейские друг друга знали. Напротив павильона сверкал огням белый микроавтобус с зеркальной надписью на капоте — «Амбуланс».

— Так он, говорите, жив? — Ньерд взял за локоть врача — лысоватого и пожилого. Тот кивнул на затащенные в машину носилки.

— Ну да, жив. Только в коме. Вообще, странный парень, одет в какое-то рубище.

Инспектор тщательно осмотрел неподвижное тело молодого мужчины — бледного, длинноносого, с реденькой рыжей бородкой и длинными волосами. Одет он был и в самом деле довольно странно — в грязный длинный балахон, узкие штаны с браслетами, плащ — такой, как показывают в фильмах про викингов. На кожаном поясе — вроде как пустые ножны от меча и какая-то сумка, вроде той, что носят туристы.

— Документов никаких?

— Нет, — доложил один из полицейских. Ньерд почесал затылок:

— Похоже, напрасно нас вызвали… Девчонки какие-то звонили, орали — мертвый на остановке. А он, оказывается, жив. Видно, плохо стало, вот и упал.

Полицейский опустил глаза:

— Так мы ж сообщили…

— Сообщили, — скептически усмехнулся инспектор. — А вообще, может такое быть, чтобы человек вдруг внезапно впал в кому? — Он повернулся к медикам.

— Был похожий случай, — кивнул лысоватый врач. — С тем русским парнем, помните?

— Ну да, ну да, — рассеянно покивал Ньерд. — Он, кажется, до сих пор в клинике?

— Да, у доктора Норденшельда. Говорят, интереснейший случай.

— Так и этого, может, туда?

Врач рассмеялся:

— За русского заплатила музыкальная ассоциация, а кто заплатит за этого?

— Музыкальная ассоциация? — инспектор насторожился. — Так, может, и этот — музыкант? У них сегодня очередное сборище в Черном лесу. Потому и одет так.

— Да, — кивнул медик. — Там всяких придурков хватает. Музыкант, говорите? Что ж, придет в себя — скажет.

В стоящем рядом «вольво» вновь запищала рация. Ньерд открыл дверцу:

— Да, комиссар? Нет, комиссар. Похоже, не наш случай. Да, да, все равно посмотрю, раз уж приехал.

Инспектор вернулся к остановке. Пригладил рукой растрепавшиеся от ветра волосы, мельком взглянул на часы. Пять часов вечера, а уже заметно стемнело. Вокруг зажглись фонари, и сиреневые снежинки закружились в волшебном рождественском танце. Хорошо как, красиво…

— Комиссар, нам уже можно идти?

— Я не комиссар, я инспектор, — оглянувшись, машинально поправил Ньерд. Сзади стояли две девчонки — они, видно, и позвонили в полицию, заметив лежащее в сугробе тело. Одна темненькая, с косичками, лет тринадцати-четырнадцати, в зеленой куртке и голубых джинсах, другая постарше года на два, глазастенькая крашеная блондиночка, в легкой, украшенной стразами курточке из мягкой черной кожи и таких же джинсах.

— Я — Дагне, — представилась блондинка. — Дагне Ленстад, а это моя подружка, Блесси. Мы ждали автобуса, дурачились, бросались снежками, забежали за остановку, а там… прямо напротив контейнера.