– Это всего лишь один-единственный раз, Меррик, – напомнила она. – Ведь так… так мы договорились? Я… я скоро уеду, и тогда мы снова сможем все забыть. Если захотим, то забудем и этот случай.

Меррик помог Мэдлин слезть со стола и поправить одежду.

– Будет лучше, – он не хотел смотреть ей в глаза, – будет лучше, если мы подумаем об этом завтра.

Мэдлин почувствовала, что краснеет.

– Как ты думаешь, нас хватились?

– Очень может быть, – пожал плечами Меррик. – Думаю, тебе лучше вернуться в бальный зал без меня.

У Мэдлин хватило здравомыслия согласно кивнуть. Она смотрела, как он методично заправляет рубашку в брюки.

– Мы сумасшедшие, Меррик? – прошептала она. – И ничему за все эти годы не научились?

Опустив руки, он отошел в сторону.

– О, я многому научился. – Наклонившись, Меррик поднял ее шаль. – На, накинь. Иди дальше без меня.

«Иди дальше без меня».

Господи, разве не так она поступала тринадцать лет? И это не принесло ей радости. А от быстрого, отчаянного слияния их душ и тел ее сердце воспарило в облака.

Мэдлин трясущимися руками накинула шаль на плечи. У Меррика был такой вид, будто он злился на себя и на нее тоже.

Что ж, если она и совершила ошибку, то не жалела об этом. Воспоминания будут долго согревать ее.

В последний раз оглянувшись, Мэдлин вышла из комнаты.

Меррик выждал в сумрачной комнате целых десять минут. Этого времени Мэдлин хватит, чтобы извиниться и уехать. Только один раз. Господи, он больше этого не вынесет. Меррик молил Бога о том, чтобы никогда не видеть ее. Мэдлин сказала, что собирается уехать из Лондона. Слава Богу! Не надо этому мешать.

Но сейчас Меррику было невыносимо об этом думать. Их поспешное, опасное, глупое, терзавшее душу соитие подарило ему такое наслаждение, которого не могла дать даже самая искушенная в плотских утехах жрица любви. Казалось, ожили его старые грезы. Или… какое-то их подобие. Совершенно обессиленный, Меррик прислонился к стене, давая отдых больному бедру. Ослепляющая страсть стихла, и мышечный спазм снова вернулся, хотя на этот раз не такой сильный. Выждав, когда сможет идти, не хромая, Меррик вышел из маленькой комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

В бальном зале все еще играла музыка. Леди Ариан танцевала со своим дядей, сердитым джентльменом, которого Меррик раньше видел на террасе.

– Bon soir, мистер Маклахлан, – произнес за его спиной мелодичный голос. – Вы удивительный человек.

Меррик оглянулся. Леди Трейхерн многозначительно смотрела на него. Выражение ее лица было простодушным, но от него не укрылась настороженность во взгляде.

– Сомневаюсь, что во мне есть что-либо удивительное, мэм, – возразил он. – Я именно такой, каким кажусь на первый взгляд.

Леди Трейхерн легонько стукнула его веером по руке.

– Да, но ваше прошлое… – тихо сказала она. – Кстати, – возможно, вам это интересно, – Мэдлин уехала.

– Это меня не касается, – отрезал Меррик.

– Разве? – спросила леди Трейхерн. – А мне любопытна история вашей юношеской любви.

Подняв брови, Меррик мрачно посмотрел на хозяйку дома.

– Тогда вам лучше поинтересоваться об этом у леди Бессетт, мэм.

– Вы само благоразумие и осторожность, – оценивающе взглянула на него леди Трейхерн, резко захлопнув веер. – Это ценные качества. Пойдемте, мистер Маклахлан, прогуляемся по залу. Я хочу кое-что с вами обсудить.

Меррик хотел было отказаться. Сейчас ему не до светской болтовни. Но он был здесь гостем. Возблагодарив Бога, что мышечный спазм прошел, он неохотно подал даме руку.

Леди Трейхерн улыбнулась.

– Кстати, я давно хотела спросить вас о вашем чудесном перстне, – тихо проговорила она. – На нем изображение святого апостола Фомы, не так ли?

– Да, он покровитель строителей. – Меррик шевельнул пальцем, и витиевато украшенное кольцо блеснуло в отблесках света. – Это семейная реликвия, оставшаяся от давным-давно умершего предка-католика.

– Так вы папист, мистер Маклахлан? – улыбнулась леди Трейхерн.

– Нет. Но если бы я был католиком, то не стыдился бы этого.

Леди Трейхерн с одобрением посмотрела на него.

– Мой отец был католиком, – заметила она. – Как жаль, что он не носил символа своего святого покровителя. Возможно, это спасло бы его от гильотины.

– Я вам сочувствую, – пробормотал Меррик. Она склонила голову.

– Надеюсь, святой Фома надежно вас оберегает?

– Да.

Графиня беспечно болтала, пока они не подошли к высоким французским дверям. Тут хозяйка дома повернулась к Меррику и окинула его странным взглядом.

– Вы должны простить моего деверя, мистер Маклахлан, – без всякой связи с предыдущим сказала леди Трейхерн. – У него эмоции часто побеждают здравый смысл.

– Мистер Ратледж производит впечатление приятного человека, мэм, – с удивлением посмотрел на нее Меррик. – Я с ним не ссорился.

– Увы, Бентли порой говорит тогда, когда надо слушать, – продолжила странную речь хозяйка дома. – Я сама говорю мало, а вижу гораздо больше.

Меррик был не в настроении играть в шарады.

– Говорите прямо, леди Трейхерн.

– Я слишком поздно сообразила, что вы на террасе, – немного покраснев, сказала сна. – Бентли застал меня врасплох.

Пришла очередь смутиться Меррику: джентльмену в подобных случаях полагается сразу обозначить свое присутствие.

– Простите, – неловко поклонился он, – я углубился в свои мысли.

– И надеялись, что мы уйдем и оставим вас в покое, – весело сказала леди Трейхерн. – Но мы этого не сделали, и теперь я оказалась в весьма щекотливом положении, мистер Маклахлан.

– И в чем оно заключается?

Леди Трейхерн небрежно повела плечом. Но за беспечным жестом последовали серьезные слова:

– Я теперь в вашей власти. Вы узнали информацию такого рода, что если ее повторить, она причинит горе очень юной и ни в чем не повинной особе.

– Вашей падчерице, как я понимаю.

– Да, падчерице. – В глазах леди Трейхерн была мольба.

– Тогда вам повезло, мадам, – Меррик. – Я не имею привычки причинять детям зла.

– Вы должны понять, – настаивала леди Трейхерн. – Она хорошая девочка. Я люблю ее так же, как своих троих детей, и в определенном смысле даже больше. У Ариан было трагическое детство. Я надеялась, что беда миновала. Теперь все зависит от вас.

– От меня? – отступил Меррик. – Это тяжелая ноша.