Уставшая от дневных событий и интриг, она вскоре обнаружила, что завернулась в роскошный плед и успокоилась. Бог-король оставил ее в одиночестве. Он заметно напрягся при ее приближении и выглядел встревоженным, даже напуганным.

Такого не могло быть. Он – Бог и король Халландрена, а она всего-навсего глупая девчонка, заплывшая на немалую глубину. Нет, он не испугался. Мысли об этом хватило, чтобы она снова развеселилась. Но Сири обуздала себя, сохраняя у подслушивавших жрецов иллюзию, будто она отключилась в роскошной и уютной постели.

* * *

На следующее утро Жаворонок не встал.

Его слуги выстроились по периметру комнаты, подобно стае птиц в ожидании корма. К полудню они принялись неловко переминаться и переглядываться.

Он же лежал, созерцая узорный красный балдахин. Приблизились слуги, они поставили на прикроватный столик поднос с едой. К ней Жаворонок не притронулся.

Ему снова приснилась война.

Наконец к постели подошел человек. Широкий в талии и облаченный в жреческие одежды, Лларимар свысока посмотрел на своего бога. Он ничем не выказал раздражения, которое, как был уверен Жаворонок, сейчас бурлило в нем.

– Прошу нас оставить, – обратился Лларимар к слугам.

Те неуверенно замешкались. Когда это бог оставался без слуг?

– Пожалуйста, – повторил Лларимар, хотя дал тоном понять, что это не просьба.

Слуги медленно потянулись из комнаты. Лларимар подвинул поднос с едой, сел на край низкого столика и задумчиво посмотрел Жаворонка.

«Что же я натворил, чем заслужил такого жреца?» – подумал Жаворонок.

Он знал многих первосвященников других возвращенных, и большинство было в той или иной степени невыносимо. Одни оказывались скоры на гнев, другие спешили указать на некое прегрешение, а остальные так пресмыкались перед хозяевами, что окончательно сводили их с ума. Треледиз, личный первосвященник Бога-короля, держался настолько чванливо, что перед ним даже боги меркли.

И еще Лларимар. Терпеливый, понимающий. Он заслуживал лучшего господина.

– Все в порядке, ваша милость, – сказал Лларимар. – Что на этот раз?

– Я болен, – ответил Жаворонок.

– Вы не можете заболеть, ваша милость.

Жаворонок слабо кашлянул, в ответ Лларимар лишь закатил глаза.

– Ох, да ладно тебе, Шныра, – сказал Жаворонок. – Неужто нельзя разок чуть-чуть подыграть?

– Подыграть вашей болезни? – спросил Лларимар с налетом веселости. – Ваша милость, это значит притвориться, что вы не бог. По-моему, не лучший прецедент для вашего первосвященника.

– Так и есть, – шепнул Жаворонок. – Я не бог.

Лларимар вновь не выказал ни досады, ни гнева. Он только нагнулся.

– Пожалуйста, не говорите таких вещей, ваша милость. Нельзя этого делать, даже если сами не веруете.

– Почему нельзя?

– Ради тех многих, кто верует.

– Значит, мне их и дальше обманывать?

Лларимар покачал головой:

– Это не обман. Люди довольно часто верят в кого-то большего, чем они сами.

– И тебе не колется, что в моем случае это довольно странно?

Лларимар улыбнулся:

– Без знания вашего нрава – нет. Итак, чем это вызвано?

Жаворонок, отвернувшись, снова уставился в потолок.

– Рдянке нужны мои кодовые слова для безжизненных.

– Да.

– Она уничтожит новую королеву, – сказал Жаворонок. – Рдянка уверена, что идрийцы нацелились на халландренский трон и разыгрывают спектакль.

– Вы не согласны?

Жаворонок мотнул головой:

– Нет. Может быть, и нацелились. Но я не считаю, что эта девчонка – королева – знает о своем участии в чем-то большем. Боюсь, Рдянка раздавит ребенка из чистого страха. Меня беспокоит, что она будет делаться все агрессивнее и втянет нас в войну, а я пока не знаю, правильно ли так поступать.

– Похоже, вы уже неплохо во всем разобрались, ваша милость, – заметил Лларимар.

– Я не хочу в этом участвовать, Шныра, – отозвался Жаворонок. – Но я чувствую, что меня так и затягивает.

– Ваш долг – как раз участвовать, чтобы вести за собой королевство. Вам не отделаться от политики.

– Отделаюсь, если не вылезу из постели.

Лларимар вскинул бровь:

– Ваша милость, вы же не верите в это искренне?

Жаворонок вздохнул:

– Ты же не будешь выговаривать мне за то, что даже бездействие имеет политические последствия?

Лларимар замялся.

– Возможно. Нравится вам это или нет, вы – часть внутреннего механизма этого королевства и действуете, даже оставаясь в постели. Если вы ничего не делаете, а беды случаются, ваша вина будет не меньше.

– Нет, – возразил Жаворонок. – Ты не прав. Если я ничего делаю, то как минимум ничего не разрушаю. Конечно, я могу позволять злодейство другим, но это разные вещи. А что скажут люди – поистине не имеет значения.

– А если, действуя, вы сможете улучшить положение?

Жаворонок покачал головой.

– Ничего не выйдет. Ты хорошо меня знаешь.

– Знаю, ваша милость, – сказал Лларимар. – Быть может, лучше, чем думаете. Вы всегда были в числе прекраснейших людей, каких я знал.

Жаворонок закатил глаза, но осекся, увидев выражение лица Лларимара.

«В числе прекраснейших людей, каких я знал…»

Жаворонок сел.

– Ты знал меня! – бросил он обвинение. – Вот почему стал моим первосвященником. Ты знал меня раньше! До моей смерти!

Лларимар промолчал.

– Кем я был? – спросил Жаворонок. – Ты утверждаешь, что хорошим человеком. Чем я это заслужил?

– Ваша милость, я ничего не могу сказать.

– Ты уже кое о чем проболтался, – поднял палец Жаворонок. – Можешь с тем же успехом продолжить. Пути назад нет.

– Я и так сказал слишком много.

– Давай же, – подбодрил его Жаворонок. – Самую малость. Я из Т’Телира? Как я умер?

«Кто она, женщина, которую я вижу во снах?»

Лларимар ничего не ответил.

– Я могу приказать тебе говорить…

– Нет, не можете, – парировал Лларимар, с улыбкой вставая. – Это как дождь, ваша милость. Сказать-то погоде перемениться вы можете, но в глубине души не верите в успех. Она не послушается – не подчинюсь и я.

«Удобный теологический пассаж, – подумал Жаворонок. – Особенно когда хочешь что-нибудь скрыть от своих богов».

Лларимар повернулся к выходу.